Дмитрий Губин - По России

Если брать середину рейтинга, повыше размещались коммунисты всех мастей, патриоты, сталинисты и ЛДПР, – а вот лимоновцы с лимонками на флаге и полузапрещенное ДПНИ значились ближе к концу.

И все это по краскам и звукам – впрочем, эстетически близким, поскольку в любой колонне крутили советские песни (невольно подтверждая, что в России любое движение вперед сводится к шагу назад) – словом, по многообразию все это напоминало коралловый риф в океане, то есть живой большой город. Вон, поперек проспекта прошли мальчишки в корсарских шапках и с «Веселым Роджером»; по свободной полосе Лиговского покатился шар-зорб с надписью «Не нравится в России? Катитесь отсюда!», приближаясь то к либерал-демократам, то к обществу автомобилистов; коммунисты повели медведя с табличкой, утверждающей, что «Единая Россия» – партия жуликов и воров.

Мне нравилось это птичье, рыбье, звериное, цветочное многообразие.

Но одна вещь настораживала. Что-то в этой майской демонстрации было не то. Чем-то она отличалась от виденных мною в Берлине, Париже, Лондоне.

И вот, когда милиция дала отмашку и шествие покатило по Невскому, и геморроидально загундосил официальный профсоюз, и пошли вслед за лимоновцами голоногие барабанщицы из неофициального профсоюза, и вскинулись портреты Сталина, и заорали «Слава России» стриженые мальчишки, – я вдруг не столько даже понял, сколько увидел, что было не так. По Невскому и Лиговскому, по всем прилегающим улицам, сколько хватало взгляда, стояли, чуть не плечом к плечу, бесконечные милиционеры, омоновцы, гаишники, спецназовцы, военные, снова милиционеры, гаишники, омоновцы и курсанты. Не стоявшие шли рядом с колоннами. Их вообще больше, чем всех демонстрантов, и тротуары Невского были перетянуты лентой, чтобы никто из прохожих не мог в шествие включиться, а идти по Невскому могли только те, у кого есть разрешение. Мне показалось даже, что всем этим милиционерам немного не по себе, что они вынуждены мерзнуть, что их лишили выходных, родных, праздничного винегрета – и все лишь затем, чтобы ограждать людей, как зверей. Может быть, чувствуя эту невольную вину, милиционеры разрешали мне переходить с тротуара в колонну и обратно – хотя, может, я для них был просто одиночный пикет.

Это шествие было пародией, но не жизнью свободного города. Это больше всего, если честно, напоминало развод скота по загонам – и те, кто разводил, были абсолютно уверены, что разводимые есть скот, который в случае чего можно и забить. И потом, когда на Исаакиевской площади я увидел либерал-демократов, поставленных к стенке Института растениеводства (ни шага влево, ни шага вправо!), и когда увидел коммунистов и нацистов, окруженных плотным строем военных, и когда у ТЮЗа увидел жалкую горсточку яблочников, окруженных совершенно уж какими-то невообразимыми чудищами в шлемах с забралами, я понял, что это не я прошел по Невскому. Это меня провели. И мне еще повезло, потому что кого-то там повязали как неразрешенных анархистов – уж те тех ли мальчишек, что играли в корсаров?

Я побрел по разрытой, изгаженной, закаканной в дупель Гороховой, и думал, что нет больше никакого «моего Петербурга», а есть котлован для рытья бабла, а поскольку с этим ничего не попишешь, честнее встречать следующий Первомай на даче. И, коли будет совсем невмоготу, то напиться.

2011 Комментарий

Последние пару лет я старался побольше читать по истории страны. Здоровенные тома «Истории» Соловьева, «Александр II» и «Николай I» Радзинского, «Россия при старом режиме» и «Русская революция» Пайпса, «История России от Рюрика до Путина» Анисимова, «Технологии власти» Авторханова, «22 смерти, 63 версии» Лурье, «Любовь к истории» Акунина – это не считая книг по смежным дисциплинам, вроде «Столкновения цивилизаций» Хантингтона или «Коллапса» Даймонда.

То, что тип государственного управления в России является самодержавным – он сложился, правда, не с Рюрика, а примерно с Ивана III, но благополучно дожил до Путина – для меня новостью не было. Но меня каждый раз забавляла быстрота смены массовой любви к самодержцу столь же искренней нелюбовью. Еще вчера – «дней Александровых прекрасное начало», а уже сегодня – «властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда».

Это я к тому, что очерк про Первомай в Петербурге был опубликован в «Огоньке», когда еще стояла эпоха «прекрасных начал» (в рамках представления о прекрасном среднего русского человека). А комментарий я пишу спустя 9 месяцев во уже времена «плешивого щеголя» (как назло, еще и сделавшего неудачную пластическую операцию).

Дальше, в соответствии с историей падающих самодержцев, имеются варианты: смерть при странных обстоятельствах (Иван IV, Александр I, Николай I, Сталин), насильственная смерть (Павел I, Александр II), насильственное отстранение от власти (Иван VI, Петр III, Николай I, Хрущев, Горбачев – первые трое затем были убиты). Шансов у деспота мирно умереть, «садясь на судно» (как Екатерина II) – меньше половины.

2012

Теги: Навальный, повара, воры и любовь к революции. – Путин в каждом из нас. – Петербургские зимы, петербургские сосули и рельсы для русского трамвая.

Всякая метафора хромает: тем она и отличается от парадигмы. Метафора, однако, может стать частью теории и концепции, если используется не в качестве аргумента, но иллюстрации. Я про метафору России.

Зимой на переломе с 2010 на 2011 год я несколько раз публично и довольно нервно высказывался о ситуации в Петербурге – город не убирают, дороги ремонтируют под снегом (да-да, прямо в снег кладут асфальт), от падающего с крыш льда гибнут дети, кругом разруха – и попросил читателей и слушателей присылать конкретные примеры бездействия коммунальных служб.

Результат превзошел ожидания. Я был завален сообщениями (и до сих пор не могу выбраться из-под завалов). Более того: меня стали просить создать антигубернаторскую оппозицию, партию, движение – то есть перейти к практическим действиям. Я к этому оказался совершенно не готов. И стал хорошо понимать Алексея Навального, в котором, после нескольких нашумевших постов в ЖЖ, стали видеть не журналиста, работающего с информацией, и даже не юриста (он юрист по профессии), а потенциального политического лидера. Навальный, если помните, даже выиграл (с грандиозным отрывом!) электронные выборы мэра Москвы, издевательски устроенные на сайте «Коммерсанта» – после чего вполне серьезные люди, никак не склонные к постмодернистской иронии, стали видеть в нем будущего президента России. И уже не электронного.

Не знаю, готов ли к переходу в президенты Навальный, но я менять сегодняшнюю российскую жизнь – пусть и в масштабе одного города, население которого равно населению Финляндии – не готов. Первая причина понятна – никогда вмешательство интеллигенции в реальную политику добром не кончалось: ни в 1905-м, ни в 1917-м (я про февраль, унавозивший почву октябрю), ни в 1991-м. Интеллигент – это вечный критик действительности, но не факт, что из ресторанных критиков получаются хорошие повара. И мы же не просим лабораторию, взявшую кровь на анализ, назначить нам еще и лечение.