Юрий Корнилов - Горячее сердце

Но во что верил безмерно Лука, так это в грамоту, хотел, чтобы его сыновья и внуки стали учеными. И ведь повезло! Иначе не скажешь. Появился в ихних местах некий помещик Неелов. Купил у Шаховского земли порядочно, и переселился насовсем, и — вот ведь барин! — открыл школу для бедноты. Хороший, говорят, человек был, хоть и жил с непонятным прозвищем — Гудил… После революции народ Шаховского прогнал, а Неелова не дал тронуть. Правда, тот от всего своего добра отрекся с легкой душой.

Вот в той школе и начинали все Григорьевы осваивать азбуку. Дальше двух-трех классов не уходили, батрачить начинали, а все-таки слово книжное постичь могли. И к новой жизни тянулись. Помнится, еще в двадцать третьем году в их местах организовалась артель, которую назвали «Тургеневскими садами», тогда старший брат Кирилл стал там первым председателем. Сам Федор входил в зрелость позднее, шагал увереннее. И не было ничего для него дороже этой жизни, которой он присягнул с мальчишеской поры навсегда.

И вот сегодня ему сказали, что эту жизнь мало любить, ее нужно еще и беречь. Беречь от всего, что ей во вред. Такое ему предложено назначение.

Может ли он отказаться от него?

Через час пришел в депо. К начальнику не поторопился, а заглянул в цех. С щемящей тоской, как-то особенно глубоко вдохнул в себя запах разогретого металла с мазутным привкусом, сильно колотнулось сердце, словно отзываясь глухим ударам молотов, всему неровному шуму цеха, в котором тонули человеческие голоса. И вдруг этот тесный, перенаселенный не столько людьми, сколько механизмами цех с закопченными стенами и окнами, на которых лишь кое-где светлыми пятнышками проглядывались выбитые стекла, показался ему таким удивительно живым миром, таким родным и осязаемым, что он остановился почти в растерянности: как же все это оставить?

— Лихо слетал! — не то похвалил, не то удивился начальник депо, увидев Федора в дверях кабинета. — С чем пришел?

— Меня зовут в НКВД, — объявил Федор.

— Куда?!

— Вот так, — сказал Федор и опустился на скамейку возле окна.

Начальник тоже сел.

— Все правильно, — сказал он наконец. — Ты парень молодой, грамотный, командир Красной Армии. Время сейчас вон какое неспокойное. Не мне тебе говорить, ты сам недавно с Дальнего Востока… Да не только там, со всех сторон дымком тянет: Испания, Германия. А что это означает? — он поднял взгляд на Федора. — Это означает, что в нашем доме должен стоять порядок.

Федору после всех разговоров хотелось отдохнуть. Поэтому он перевел разговор:

— Сказали, чтобы я за два дня заканчивал все дела.

— Понятно, — согласился начальник. И спросил: — А приказ-то как писать? В чье тебя распоряжение?

— А я про это и спросить забыл, — вдруг сам удивился Федор. — Может, позвонить?

— А зачем? Напишем, что направляем тебя в распоряжение отдела кадров дороги…

Сомнения молодости не тяготят. На следующий день Федор поднялся раньше обычного. И то, что он долго и старательно брился, что надел выходной костюм, задержался у зеркала, повязывая галстук, все это говорило о том, что все раздумья и сомнения, которые еще вчера беспокоили его, сегодня отступили.

Федор появился в цехе спокойным и собранным. Он приветливо обошел товарищей, которые были уже на местах, весело переговариваясь с каждым и со всеми сразу. Все было, как всегда.. Но привыкшие уже к нему рабочие на этот раз заметили, что их молодой начальник куда-то спешит. Да и выходной костюм настораживал. После ухода Федора некоторые не утерпели и попытались угадать, что бы это значило. Но догадки опередил короткий приказ начальника депо: Григорьев освобождался от должности и направлялся в распоряжение отдела кадров дороги.

И когда Федор появился в цехе снова, разговоры изменились.

— В гору пошел, Федя? — говорил кто-то, желая улыбкой всего хорошего.

— Что же ты от нас уходишь? — пробовал упрекнуть другой.

— Федя, а куда тебя? — откровенно спрашивали третьи.

— Узнаю, скажу, — всем сразу ответил он.

Доброе отношение к себе, которое он почувствовал, окончательно успокоило его. За день он неспешно уладил все дела: цех сдал молодому технику Володе Попову, успел подписать обходной лист даже в библиотеке, получил расчет, да еще сбегал за конфетами для девчат-бухгалтеров.

А после работы вместе с попутчиками отправился в общежитие. И было такое чувство, что в жизни ничего особенного и не произошло.

Павел Иванович Славин не мог скрыть удивления, когда уже на следующее утро Федор Григорьев вошел в его кабинет.

— Что случилось, Григорьев?

— Сдачу дел закончил. Прибыл в ваше распоряжение.

— Ну, что ж… — тронув ладонью подбородок, размышлял Славин. — Не будем терять времени. — И заговорил по-деловому: — Ждал я вас завтра. А коли вы уже здесь, то отправляйтесь-ка в отдел кадров, там получите все наставления. Словом, постарайтесь сегодня же сделать все, что полагается, и… завтра я представлю вас нашим товарищам. Будьте здоровы.

— Слушаюсь.

— Вопросы есть?

— Пока нет.

— Вот и хорошо. — Он дружески положил руку на плечо Федора и сказал тепло: — И не тратьте себя на всякие сомнения. Я редко ошибаюсь и скажу: вы получитесь.

Этот день для Федора выдался хлопотным. В отделе кадров никаких задержек не произошло, а вот с получением обмундирования пришлось побегать. Дома допоздна провозился с утюгом, отглаживая форму.

Утром явился в отдел за десять минут до положенного времени и удивился, что все сотрудники на работе, а по их виду и разложенным на столах бумагам понял, что они здесь уже давно.

Славин встретил его с прежней приветливостью.

— А с какого часа вы работаете? — спросил его Федор.

— С девяти.

— Я пришел раньше, а все уже на работе.

— Дело требует, — просто ответил Славин.

Славин полюбовался новенькой формой, окинув взглядом Федора с головы до ног, и сказал:

— Теперь пора и с нашими людьми вас познакомить… Садитесь пока.

Минуты через две-три в кабинет стали входить сотрудники. Федор, стараясь как-то скрыть это, внимательно присматривался к каждому. На первый взгляд они показались ему удивительно похожими друг на друга. Он не сразу понял, что похожесть эта шла оттого, что все они были такие, как и он, может быть, чуть постарше, в одинаковой форме и даже сложением своим мало отличались, разнясь только ростом да манерой держаться: кто-то был порывист, что чувствовалось даже в походке, кто-то степеннее и сдержаннее. И Федор невольно подумал, что и он вот такой же похожий.

Наконец Славин поднялся. Разговоры стихли.

— Я позвал вас, товарищи, чтобы представить нашего нового сотрудника — Федора Тихоновича Григорьева… Рекомендован нам политотделом дороги. После армии работал мастером цеха вагонного депо станции Свердловск-Сортировочный.