Юрий Корнилов - Горячее сердце

— А фамилия какая? — спросил Захар.

— Бердышев.

— Бердышев… — Захар упер бороду в грудь, замолчал на-долго. Покачал головой, только потом сказал: — Нет, не припомню такой фамилии.

Председатель взглянул на Федора. Тот вытащил фотографию Бердышева, протянул Захару:

— У нас вот еще что есть. Может, по ней узнаете?

Захар взял фотографию, огляделся беспокойно, остановил взгляд на мальчугане, который встретил гостей.

— Васька! Подай-ка мне очки, в горке они где-то…

Приложив очки к глазам, Захар долго всматривался в фотографию, а потом удивленно сказал:

— Слышь, ребята, а ить я видел где-то этого мужика. Ей-богу, видел! А вот где?.. — Казалось, он спрашивал не только себя, но и гостей. Потом вздохнул: — Не вспомнить.

Он отдал фотографию. Теперь ее снова надолго взял председатель. Удивлялся:

— Вроде я народ наш тоже знаю…

— Ребята! — вдруг встрепенулся Захар. — А ежели вам такую штуку испробовать?.. Тут у нас старуха есть шибко вострая. Ты должен знать ее, — обратился Захар к председателю. — Парасковья-костоправка. Она, почитай, всех деревенских за жизнь перещупала. То кости правит, то бабам ослобониться помогает, то ворожит… А память у нее нисколь не замутилась. Она скажет, и кого где крестили, и кого отпевали, и про родню, у кого на отшибе, тоже знает. Все помнит. Вам непременно к ней надо.

— Где ее найти? — спросил Федор.

— Я ее знаю, Федор Тихонович, — тронул за рукав Федора председатель. — Здесь не Москва, найдем.

Председатель повел поиск по-своему: по дороге к сельсовету выловил на улице с десяток ребятишек и послал их по деревне. Не прошло и получаса, как Парасковья-костоправка была обнаружена.

— И что у вас за дело срочное?, — удивлялась она, — Какая от меня польза может быть, от старухи?

Но председатель объяснился коротко:

— Человека не можем найти нужного. Захар Пологов его встречал, а где — не помнит. Сказал, ты должна знать.

— Вот чё! А что за человек-то?

— Бердышев его фамилия.

Парасковья как будто испугалась, хотя и ответила сразу:

— Сроду не слыхивала.

— Вот фотография, — протянул ей снимок Федор.

Парасковья отвела фотографию подальше, разглядывая. Нахмурилась, и снова на ее лице мелькнул испуг.

— Вроде и мне знаком, только старый… Как фамилию-то вы называли?

— Бердышев.

— Нет… А звать как?

— Афанасий, — ответил Федор. Добавил: — Иванович.

— Так это не Бердышев никакой, — подняла на него ясный взгляд Парасковья. — Этот Кашеваровым Афанасием должен быть.

— Какой Кашеваров? — спросил председатель.

— Этих Кашеваровых и нет уж давно в Мостовой-то. Как гражданская утихла, так и они вскорости пропали.

— Ты объясни толком, — занервничал председатель.

— А ты пойди обратно к Захару. Он в те годы активистом по деревне ходил. Он лучше меня объяснит…

…Второй разговор у Захара получился другим. Глядя на фотографию, он только удивлялся:

— И как это я опростоволосился!

Кашеваровы были из коренных жителей. Хозяевали крепко, имели земли больше ста десятин, держали работников, нанимая в страду еще до десятка сезонников. В хозяйстве держали девять лошадей, много скота, завели машины, торговали мануфактурой.

В девятнадцатом году два старших брата Кашеваровых добровольно вступили в армию Колчака. Старший, Петр, как ушел, так и не объявился больше в Мостовой. Говорили, сгинул на той войне. А второй — Афанасий — запомнился всем: он появился в родной деревне при офицерских погонах и с отрядом военной следственной комиссии. Две недели и пробыл в деревне, а беды принес — не обсказать: четырех активистов расстрелял, а пятого сжег в доме вместе с семьей. Захару Пологову удалось тогда скрыться из деревни. После учиненного разбоя Афанасий Кашеваров из Мостовой ушел, а в двадцать втором году вдруг появился снова. Но теперь уже присмиревший, в маломальской одежонке: видно, жизнь здорово потрепала его.

Какие были у него намерения, никто не знал. Но мужики, посоветовавшись, на другой же день сочинили на бывшего карателя заявление и отправили с ходоком в Каменск. Через день ходок вернулся в Мостовую с двумя вооруженными уполномоченными, но Кашеварова и след простыл. Кто-то, видимо, проговорился о заявлении.

— Сказывали, — припоминал Захар, — что скоро его изловили где-то, но он из-под стражи сбежал, с концом сбежал.

— А родственники его ведь здесь жили, с ними-то что? — спросил Федор.

— Иван-то Кашеваров, отец ихний, еще до революции овдовел. Когда Советская власть пришла, он уж плохой стал, правую половину у него отняло. А как белых прогнали, он вскорости и вовсе помер… Девка еще у них была, так ту то ли в Долматово, то ли в Шадринск какая-то дальняя тетка забрала. Так и кончились Кашеваровы в Мостовой.

На следующий день Федор вернулся в Свердловск. В областном архиве НКВД нашел дело Кашеварова.

Открывало его большое заявление крестьян из Мостовой.

После революции, когда города оказались в плену голода, в деревню пошли продотряды. Хлеб брали у тех, кто старался обратить его в наживу через спекулятивный рынок. Появился такой отряд и в Мостовой. Приход его ознаменовался коротким общедеревенским митингом с речами в пользу мировой революции. Но слова словами, а запоры на хлебных закромах бывают разные. Отдавали хлеб мужички покрепче, делились зерном по мере сил и бедные. Но была семья Кашеваровых, которая сказала, что хлеба у нее нет. Сказала в глаза всей деревне, которая издавна ходила у нее в долгах, кланялась в пояс и унижалась.

Но хлеб у Кашеваровых нашли: восемьдесят мешков пшеницы погрузил на телеги отряд из кашеваровского тайника. Налитыми кровью глазами провожали те телеги Кашеваровы. Потому-то, наверное, когда пришел Колчак, оба брата Кашеваровы ушли к нему добровольцами.

А вскоре явился в Мостовую конный отряд Афанасия Кашеварова. Не спрашивал Афанасий, кто здесь враг его или друг. В тот же день деревенские активисты оказались под замком и охраной.

Но не хотел каратель начинать расправу без главного обидчика своего, бывшего батрака в их хозяйстве — Егора Ермолаева, который и открыл тогда продотряду тайные кашеваровские сусеки с зерном.

А Егор спрятался. И жену свою Ольгу с дочерью укрыл у надежных людей.

Четырех арестованных Афанасий допрашивал целый день: палками бил, отливал водой, потом опять бил. То ли не знали мужики, где схоронился Егор, то ли не хотели выдавать, только на следующий день привели их к дому Егора Ермолаева, поставили в ряд, и Афанасий последний раз спросил про Егора.

Молчали мужики. И тогда Афанасий подал сигнал своим помощникам. Те выдернули шашки…

И в это время в окошке Ермолаевской избы появился сам Егор.

— Не тронь мужиков, Афанасий, — крикнул он, — они невиноватые, и ребятишек у них помногу. А я дома. Хотя тебе, паразит, живым не дамся!