Геннадий Яковлев - Сотрудник уголовного розыска

— Дайте-ка лопату.

Лопата без сопротивления наполовину вошла в грунт и уперлась во что-то твердое. Капитан осторожно разгреб землю и извлек медную цилиндрическую гильзу от снаряда.

— Эта самая, стодвадцатимиллиметровка, — хлопнул радостно в ладоши Егор Егорович. — Как есть — она!

Участковый раскрутил медную проволоку, перехватывающую широкое горло гильзы, сбросил обрезок кожи.

— Была полная, — а уж меньше половины осталось! Украл! — тряхнул бородкой старик.

Дядя Боря перевернул гильзу на один из чистых холстов. Все затаили дыхание. Лена по-детски закусила палец. Егор Егорович нахмурился, словно готовясь вступить в драку. Золотая куча горела тихим огнем. Камни колец вспыхнули. Казалось, из этого мертвого костра сейчас вырвется пламя и охватит весь сарай. У Василия Ивановича зарябило в глазах, заныло, сжалось сердце. Он осторожно взял причудливую, в форме полумесяца сережку с четырехгранным зеленым камнем. На тыльной стороне золотой дужки виднелись маленькие четкие буквы: «СГ». Соня Говорко — расшифровал Школьников значение букв. Его жена, его Соня.

Точно такая же сережка хранилась дома у Школьниковых, в синей фарфоровой чашке. Чашка стояла в дальнем углу серванта.

У калитки, наклонив немного набок темноволосую голову, ждала Соня. Большое остывшее солнце уже наполовину втиснулось за горизонт. Его темно-красные лучи скользили по спокойному лицу женщины. Бордовое гладкое платье ее будто светилось.

Соня словно с каждым годом молодела: становилась более привлекательной, женственной. Ее высокую фигуру не портила даже некоторая полнота. Когда Школьниковы появлялись вдвоем на улице, Василий Иванович невольно замечал, как часто поворачивались и засматривались на жену. И совсем не потому, что она была слепой. Нет, этого незнакомые люди не знали: Соня всегда носила темные очки. Просто по-настоящему красивое не может остаться незамеченным.

Василий Иванович, любуясь женой, приблизился. Соня мягко, как это умеют делать только слепые, потрогала ласковыми пальцами его щеку.

— Неприятности, Вася?

— Нет, все в порядке. Ни с плеч, ни на плечи.

Напоминание о прошлом было бы слишком жестоким для нее, и Школьников постарался успокоить Соню, задавал незначительные вопросы, неумело острил…

Василий Иванович обычно, несмотря ни на какую усталость, каждый вечер раскладывал словари, учебники и занимался английским языком. Но сегодня не мог. Он долго курил на крыльце, прислушивался к знакомому дыханию станицы. В клубе веселилась молодежь, в первой бригаде стрекотал трактор. Изредка пробегали машины. Школьников на цыпочках вернулся в дом и, убедившись, что Соня легла, достал из серванта синюю фарфоровую чашечку. Там хранилось много безделушек. А на самом донышке золотая сережка в форме полумесяца с четырехгранным зеленым камнем. «СГ» — прочел он мелкие буковки на дужке. Да, этого не забыть…

14 ноября 1942 года связная партизанского отряда «Мститель» Соня Говорко пришла из районного центра, где постоянно жила, посещая лагерь лишь в определенные дни. Она шутила с бородатыми партизанами, а сама все время косилась на командирскую землянку.

— Нельзя пока к товарищу Школьникову, — басил молодой партизан, бывший милиционер, которого за большой рост и раннюю солидность называли «дядей Борей». — Командир беседует с новым товарищем.

А Соне хотелось скорее заглянуть в веселые глаза Васи, увидеть, как он смешно пощипывает свою мягкую русую бородку. Это желание появилось давно, еще в тот день, когда ее принимали в комсомол. Вася, в то время первый секретарь райкома комсомола, вел заседание бюро.

Школьников беседовал с рядовым Советской Армии Лукой Онищенко. Того, оборванного, голодного, задержали прошедшей ночью недалеко от партизанской базы. Онищенко — молодой, мускулистый мужчина с костистым, заросшим лицом, рассказывал свою историю. С воинской частью он попал в окружение. Часть разбили. Лука долгое время скрывался в лесах, пробираясь на восток, чтобы снова встать в строй, снова бить врага. Он не хотел оставаться в отряде.

Школьников убеждал:

— Фронт далеко. Один ты вряд ли доберешься благополучно. Пока надо сражаться здесь. А будет реальная возможность, тогда и решим насчет перехода линии фронта. Птицам крылья, а человеку разум всегда нужен.

В конце концов Онищенко согласился.

Соня открыла дверь в землянку в тот момент, когда командир отряда, пожимая руку новому партизану, возвращал ему красноармейскую книжку.

Онищенко глянул в сторону девушки и, пригнувшись, вывалился из землянки.

Василий довольно потер ладони:

— Растет наш отряд. Растет! Скоро мы будем беспокоить фашистов еще более ощутимо.

Соня доложила о событиях в районном центре: фашисты повесили пленного советского летчика, завезли большое количество снарядов в бывшие склады райпотребсоюза.

Василий смотрел на смуглое, красивое лицо девушки. Глаза ее, немного продолговатые, серые, чистые, счастливо блестели.

В этот же день, получив очередное задание, она уходила обратно. Василий провожал девушку. Мелкий дождь шелестел по блеклой траве. Редкие желтые листья, оставшиеся на деревьях, сиротливо трепетали на ветру. Было холодно и неуютно. Молодые люди остановились.

— Береги себя, Соня. Будь осторожна…

Листья срываются с деревьев, но не падают сразу на землю. Ветер еще долго, долго несет их по воздуху.

Лука Онищенко оказался человеком со странностями, но веселым. Он почему-то тянулся к дяде Боре. Показывал ему монеты разных стран. Объяснял, что он — нумизмат. Дядя Боря удивился: «В такое время собирать монеты? Смешно». Однако бойкий парень производил хорошее впечатление, и дядя Боря, вспомнив, что видел у одного из партизан несколько мелких немецких и румынских монет, выпросил их и отдал Онищенко.

Лука носил длинные поповские волосы и постоянно зачесывал их влево так, чтобы они прикрывали ухо.

Дядя Боря, заметив за левым ухом Онищенко ярко-фиолетовое родимое пятно размером чуть меньше пятака, понял, почему он носит такую странную прическу: Лука просто не хотел, чтобы видели его метку.

Валявшаяся до того без надобности в землянке старая гармошка ожила в умелых руках Луки. Те, кто не уходил на задание, вечерами собирались вокруг него. Допоздна не спали, слушая, как вполголоса, задушевно поет под гармошку дядя Боря. Партизаны вспоминали мирные дни, ребятишек, жен.

Постепенно Лука стал в отряде своим человеком, и Школьников, привыкший всем сердцем верить людям, дал ему серьезное поручение: распространить да районном центре сводки Совинформбюро.

Онищенко и молчаливый сибиряк Сигарин без происшествий добрались до места. Лука вел себя смело, уверенно, и это подбадривало Сигарина.