Геннадий Яковлев - Сотрудник уголовного розыска

— Иди на улицу и жди меня! — приказал Красавчик.

«Ясно, ясно! — прыгало все внутри Женьки. — Вот он, грабитель!»

Женька вышел из ресторана. Пьяный главбух попытался проникнуть через открывшуюся на мгновение дверь, но швейцар оттолкнул его.

Женька услышал, как тот жаловался Красавчику:

— Вы понимаете, этот пьяница залил глаза и барабанит в дверь. Да еще оскорбляет. Я в милицию позвонил. Там говорят — машины нет. Заберите его, а то он все стекла побьет.

— Пройдемте, гражданин! — потребовал Красавчик. — Я член оперативного комсомольского отряда.

— Вот как? — озадаченно проговорил бухгалтер. И сразу добавил: — Отпустите меня, товарищ. Я домой пойду, честное слово. Тот раз вы мне письмишко написали на работу. Теперь я уже не главный бухгалтер. Я понижен в должности.

— Идем, идем, — твердо взял его под руку Красавчик. Он перевел бухгалтера через улицу в скверик, остановился на темной пустынной аллейке.

— Вытряхивайся, одноухий, — потребовал бандит.

— Чего, чего? — не понял бухгалтер.

— Деньги давай, часы!

— Да что вы, ребята? — сразу отрезвел бухгалтер. — Вы что, шутите?

— Быстрее! — Красавчик заиграл ножом. Бухгалтер хотел выбить нож, но это ему не удалось. В этот момент Женя стремительно бросился на Красавчика.

— А-а, гад! — взревел Красавчик. — Я так и знал, что ты, сука, меня выслеживаешь. Пьяным прикинулся.

Он ловко перекинул Женю через себя. Бертгольц успел встать на ноги. Нож по-прежнему поблескивал в руке грабителя. Женя попытался схватить эту опасную руку, но пальцы скользнули, и в ту же минуту он почувствовал острую боль в груди.

Красавчик ударил его еще несколько раз ножом и, когда комсомолец упал, бросился бежать. Он побежал в ту же сторону, куда несколько минут назад скрылся насмерть перепуганный одноухий пьяница.

Женя встал. Держась руками за грудь, побрел к телефонной будке. Эти сто шагов дались с большим трудом. Телефон «02» оказался занят. Женя набрал еще раз. Трубку снял дежурный.

— А Жданова там нет случайно? — спросил Женя.

— Всем вам Жданова, Жданова, — проворчал дежурный. — Отдохнуть человеку некогда. Соединяю вас с подполковником.

— Жданов, — услышал Женя знакомый спокойный голос. — Слушаю вас.

— Алексей Степанович, это говорит член оперативного комсомольского отряда Бертгольц. Вы меня помните?

— Да, конечно.

— Все грабежи, товарищ Жданов, совершили не наши ребята, а Красавчик. Он живет на улице Лермонтова, 27. Вы меня поняли?

— Да, да! Понял!

— Алексей Степанович, меня Красавчик ударил, я не могу прийти. Задерживайте его.

— Где же вы находитесь, товарищ Бертгольц?

— Я, я… — Женька больше ничего не мог сказать. «Пи-пи-пи», — слышалось в болтающейся трубке.

Через два часа Красавчик был задержан на железнодорожном вокзале.

Стонал духовой оркестр. Молча шагали люди по плачущей от дождя мостовой. Впереди — твердая колонна членов комсомольского отряда и работников милиции. Медленно плывет гроб, обитый алым бархатом. Капельки дождя падают на выпуклый лоб Женьки.

В голове Андрея стучит одна упругая строчка: «Чтобы, умирая, воплотиться в пароходы, строчки и другие громкие дела». Непонятно почему, но именно эта строчка сдерживала Андрея. Иначе бы он закричал от горя и боли. Он бы не удержался от слез, глядя на окаменевшее лицо худенького мужчины — отца Женьки, на безумные, красные от слез глаза Нинуси, на впервые неряшливо одетого Борьку Чудного.

Люди молча смотрели с тротуаров на процессию и молча вставали в многотысячную колонну. Высокий старик с белой лохматой бородой снял шапку и, перекрестившись, поклонился гробу.

«Кто знал, что все произойдет так, — горько думал Андрей. — И какой же я был слепец. Поверил, что Женька, кристальной чистоты человек, предал нас… Женька, Женька, зачем ты сделал так — в одиночку? Не доверил нам своей тайны и погиб…»

Шествие повернуло направо. «Улица Е. Бертгольца» — свежей краской было выведено на табличках домов. Улицу переименовали всего два дня назад. Здесь, на этой улице, он был убит.

В мире светило солнце и хмурились тучи. В мире боролись и борются добро и зло. В мире происходят трагедии. Со временем их будет меньше и меньше. Исчезнут когда-нибудь преступления. А пока они есть, их столкновения с Человеком всегда будут рождать героизм.

Примерно через полмесяца после просмотра фильма о Бергизове Нинусе позвонил заведующий сапожной мастерской:

— Беда мне с вашим подопечным. Все просит: «Не увольняйте». А что с ним делать? Вчера взял аванс пятьдесят рублей. Уговаривал, просил. Сегодня на работу не вышел. Пьянствует где-нибудь или в милиции отдыхает. Надоело возиться с ним.

— Товарищ заведующий, я прошу вас самый последний раз не делать выводов до выяснения, — просила Нинуся. — Может быть, заболел человек. Я все узнаю и позвоню вам.

— Ладно, — вздохнул заведующий. — Если только последний раз. А может, сбежал он от следствия? Ведь вы мне говорили, что Бергизов сам был в милиции и рассказал о всех своих темных делишках.

— Нет, нет, что вы! Этого быть не может!

«А вдруг он и правда испугался ответственности за прошлое и скрылся? — вздохнула Нинуся, вешая трубку. — Тогда… Тогда ему уже никогда не подняться… Дура я, дура, что взялась за такое дело. Надо было давно отказаться».

У Нинуси вдруг появилась злость. Она тут же решила сходить в общежитие, где теперь жил Бергизов. Прохожие с интересом поглядывали на маленькую девушку с нахмуренным лицом и со сжатыми кулачками.

Нинуся твердо постучала в дверь. Открыл сам Хамза. У него было какое-то необычно вялое лицо, красные усталые глаза. Его вид сдержал сердитые слова девушки, и она спросила спокойно:

— Что с тобой, Хамза? Почему ты не был на работе? Зачем взял аванс?

И Бергизов обо всем рассказал Нинусе.

Хамза с трудом выпросил аванс. Он клянчил до тех пор, пока заведующий не подписал заявление.

Ласты, ружье и маску Бергизов видел в спортивном магазине около рынка. Ему так хотелось побыстрее попасть в магазин, что он не удержался и остановил проходившее такси.

Сравнительно быстро Хамза выбрал ружье, маску. А вот какого размера взять ласты? Он перебрал их множество. И все же не знал, на каких остановиться.

— Померяйте, — предложила продавец, видя его нерешительность…

— Это не мне. Брату в подарок. Ему лет десять — двенадцать.

— Как же это — брату, а не знаете, сколько лет?

Тогда Хамза решительно взял голубые ласты.

Адрес Роговой, у которой он в трамвае вытащил деньги, Хамза заранее выведал у Нинуси.

Добираться пришлось трамваем. На площадке стояло много людей. Хамза по привычке протолкался в самую гущу. И почти сразу же почувствовал локтем толстый кошелек в кармане пиджака мужчины, который, увлекшись журналом, не замечал ничего вокруг. Хамза отодвинулся и покосился вправо. Там просилась в его карман еще более легкая добыча: женщина держала на согнутой руке продуктовую сумку. Поверх зеленого пучка петрушки красовался толстенький кошелек.