Александра Супрун - Почему мы так одеты

Особо доказывать, что нужны волокна «хорошие и разные», нет нужды. Если в одном случае достоинство текстильного материала — легкость, прозрачность, в другом — способность защищать от холода, в третьем — быть непромокаемым… И после всего сказанного мечту об универсальном волокне, подчеркиваем — не текстильном материале, но именно волокне — не следует считать вовсе нелепой, ненужной, неосуществимой. Почему? Прежде всего такие возможные свойства идеального волокна, как прочность, легкость или окрашиваемость, хороши во всех случаях. Другое дело — сочетание отдельных волокон, получение структур текстильных материалов с заданными свойствами.

Кем и как заданными? В Украинском научно-исследовательском институте текстильной промышленности впервые в СССР разработана система «Автопрогнозист». Предположим, швейники задумали получить ткань с такой-то прочностью, эластичностью, износостойкостью, воз-духодроницаеместью, с такими-то теплозащитными и другими показателями. Компьютер просчитывает, насколько потенциальный материал с заданной структурой будет соответствовать нужным требованиям. Напомним, что, к примеру, лубяное волокно может превратиться как в тончайший батист, так и в грубый брезент… А разве из тех же полиамидных волокон не делают и чулки-паутинки, и пальто из искусственного меха? Так что мысль об универсальном волокне не так уж беспочвенна и утопична…

Верно говорится, что «лучшее — враг хорошему». Но уместно припомнить и другую пословицу: «От добра добра не ищут». Несомненно, будет продолжаться поиск химических волокон для одежды, еще лучших, чем нынешние. Только стоит ли биться над созданием универсального волокна или чего-то вроде этого? Нужно ли во что бы то ни стало стараться дублировать или превзойти такие шедевры природы, как шерсть и лен, хлопок и джут? Не обречены ли на провал попытки «объять необъятное» или совместить несовместимое в сверхъестественном универсальном волокне?

Как говорится, будущее покажет, из каких именно волокон станет выделываться одежда наших детей и внуков. Единственно, что не вызывает сомнений — то, что одежда будет состоять в своей основе как раз из тех знакомых нам или почти знакомых волокон нашего необъятного волокнистого мира.

Длинные-предлинные цепочки макромолекул сплетаются в микроволоконца. Из них получают волокна, а уж волокна превращаются в нити. Возьмите любую ниточку — из рубашки, из катушки: попробуйте ее распустить, распушить, расщепить на отдельные волоконца — вот они торчат из хвостика… Удалось?

А теперь попытайтесь проделать обратное: из волоконец, скажем из ваты, сплести ниточку. Крепкую, ровную, гладкую, как в той же катушке. Не выходит? Конечно, не получится, так как это без помощи машин невозможно. Однако позвольте: наши далекие предки ухитрялись ведь обходиться без машин, которых тогда и в помине не было. Пусть нити не выходили настолько плотными и гладкими, но «в избушке, распевая, дева прядет…», и потом пряжа эта превратится в ткань, в одежду, вполне пристойную…

Из поколения в поколение передавались навыки ручного прядения и ткачества. К этим ремеслам приобщались сызмальства. Наверное, наряду с обучением этому искусству из рода в род передавались предания о тех былых временах, когда прядение и ткачество были еще неизвестны людям. Предкам нашим трудно было представить, что сами люди, своии умом постепенно дошли до овладения столь хитроумным мастерством. Умение спрясть нить, соткать материю представлялось данным свыше. Таким же даром небожителей, героев вроде Прометея, как земледелие, приручение огня, выплавка орудий из бронзы и железа. Представления эти вошли в мифологию древних, отголоски сохранились чуть ли не до наших дней.

Еще в начале нынешнего века абхазские ткачихи, начиная работу, обращались к богине по имени Ерыш с мольбами благословить их труд, чтобы не путались нити, не портилась ткань. За покровительство богине обещали пожертвовать долю от наработанного… В Древнем Египте богиней прядения и ткачества была Нейф, у эллинов — Афина, на Руси языческой поклонялись Мо-коши. Весьма обременительным был труд прядильщиц, например, в античную эпоху. До нас дошли строки древнегреческого поэта Гезиода: «Привычные руки корпели над вечной работой: левая прясло держала, дергая мягкую шерсть. Между тем зубы равняли нити…»

Проходили века, но орудия прядения оставались довольно примитивными. При раскопках на месте древнерусского Киева было найдено пряслице. «Пряслень» — грузило, что надевалось на веретено, чтобы ускорить его обороты. Найденное пряслице — именное, с надписью, позволяющей предположить, что оно было подарено дочерью князя Всеволода Янкой некой Жирославе. Сходные, в общем, веретена существовали у многих народов.

Но постепенно то тут, то там начали совершенствоваться орудия прядильного ремесла. В раннем средневековье в Индии, в Китае появились колесные прялки. Колесо, прижимаемое ногой, само наматывало пряжу, хотя подавать ее все равно надо было вручную. Подобные колесные прялки несколько облегчали труд прядильщиц или прядильщиков. Но это был лишь первый шаг. Назревала насущная необходимость получать побольше пряжи. И значит, сделать процесс прядения более производительным. В рукописях Леонардо да Винчи, найденных и опубликованных недавно, обнаружен эскиз самопрялки. Но этот эскиз так и остался на бумаге, как и другие замечательные изобретения, опередившие свое время…

Но уже в документе, датированном XVI веком, сообщается, что в кельнский цех шерстопрядильщиков явился некий Вальтер Кезиигер с предложением механизировать процесс сучения шерсти посредством особых «колес». Казалось бы, это «рацпредложение», как сказали бы мы сегодня, должно было вызвать энтузиазм и восторг работников. Не тут-то было! В той же хронике можно прочесть постановление, гласящее, что в случае внедрения

этого изобретения «…многие лица, которые кормятся ремеслом прядильщиков, погибнут от голода. И посему торжественно решено, что не надо ставить колеса ни теперь, ни когда-либо впоследствии…».

Нет, это не какие-то ретрограды от техники ставили «палки в колеса» новому, прогрессивному. Дело в ином — в трагическом парадоксе досоциалистических общественных формаций. Технический прогресс, как правило, неизбежно сопровождался безработицей, обрекал многих на нищету, голод. Но хозяину, капиталисту было выгодно все, что приносило побольше дохода, прибыли. И внедрялось это любой ценой. Драматизм технического прогресса затрагивал простых тружеников, а порой и изобретателей, в которых рабочие видели непосредственную причину нагрянувших бедствий.