Ирина Ясина - История болезни. В попытках быть счастливой

А еще была потрясающая тусовка на “Дожде”, а до этого съемки на 3-м канале.

Происходило это на территории завода ЗИЛ. Вот это махина! Город в городе. Улицы и проспекты. Жизнь не кипит. Но впечатление производит.

24 февраля.Умер второй парень из моей студенческой группы. Рустам Садыков, pan Rustam – мы даже в одной языковой группе школярствовали. Бесшабашный, несерьезный, добродушный певун и выпивоха.

Я – потомок хана Мамая,

Подо мною гарцует конь,

Сколько душ погубил, не знаю,

азиатский во мне огонь…

Рустам положил недокуренную сигаретку на рояль в гостиной Сашкиных родителей. Она мешала его страстной песне.

Так начиналась “Однажды в Америке” нашего курса. Далее – исчезновение денег (погруженных в чемодан и вывезенных за границу для зарабатывания наивысшего процента) “Чара-банка”, где и работал Садыков, похищение “российских предпринимателей Волкова (Сашка, которого рояль) и Волошина” Япончиком, сдача нанятого “Чара-банком” Япончика ФБРу, попадание Сашки и Вовки под программу защиты свидетелей в Штатах.

Я спросила Рустама году в 1995-м, уже после всего этого боевика:

– Как ты мог поверить в легальные 8 % в месяц по долларам на биржевых операциях на американском рынке?

– Сашка обещал. Он был мне как брат. Мой отец держал руку его отца, когда тот умирал.

Аргумент.

Отец Рустама был кардиологом.

Завтра похороны.

25 февраля.Такое впечатление, что Путин и его окружение верят, может быть и вполне искренне, в то, что мир до сих пор, как это было в ранние века, есть игра с нулевой суммой. В смысле, что если где-то убыло, то где-то прибыло. Если один выиграл, то другой непременно проиграл. То есть в человеческий капитал и его приращение они не верят вообще. Некая общая прибавочная стоимость – не в их системе координат. Все кругом – лохи, которых удалось обвести вокруг пальца. И надо вычислить и уничтожить того, кто “надурит” их. Вот и ищем врагов…

26 февраля.Зарядилась милым фильмом “Дайте жалобную книгу” из времен оттепели. Галич, Рязанов, Олег Борисов. Все молодые и, главное, полные надежд. Борьба нового, красивого и прогрессивного с унылым и скучным старым. Кстати, в финале победа прогресса не очевидна, хотя и весьма вероятна.

Но мы-то знаем, что зло агрессивно и что впереди у этих блистательных людей отвратные годы тоталитарного застоя.

До встречи на “Белом кольце”! Я буду на Зубовском.

29 февраля.Пришла с презентации второго (значительно обновленного) издания папиной книжки “Приживется ли демократия в России?”. Хорошо, что он сдал ее в издательство до 4 декабря. Иначе бы пришлось делать те выводы, которые до сих пор кажутся преждевременными. Ибо че будет, мы не знаем.

Книга толстая, теоретическая и реально больше энциклопедия, нежели прогноз.

Согласились все в одном – выбор между демократией и полевением (надеюсь, временным) нас догнал. И обществу предстоит выбрать демократию, наделать популистских ошибок и, опять же надеюсь, в итоге поумнеть.

10 марта.Вчера, на сорокалетии у приятельницы, сидящая напротив меня Катя Мирзоева вдруг сказала, что в детстве жила в Москве на улице Металлургов. Ага, а я с Кусковской. Один из самых бандитских районов был в Москве, между прочим. Перово называется. Потом Катя спросила:

– А вы портвейн пили на детских площадках?

– А как же!

Только не на детской площадке, а в детском садике около школы. Понятное дело, вечерком, когда детишек уже не было.

Сколько стоил портвейн в конце 1970-х, кто помнит? Смотря какой, конечно. А еще было вино “Васизубани”, на жаргоне Вася с зубами. По-моему, 2.20. А уж когда мы гуляли шикарно, у кого-нибудь в руках возникала бутылка венгерского шерри-бренди. “Рубин” назывался. Стоил целое состояние – 5 рублей. И ехать за ним надо было черт-те куда – на другой конец Москвы, в магазин “Балатон”.

– А что вы курили?

– “Яву” курили. “БТ” считались шиком. Стоили шестьдесят копеек. Популярным был анекдот: “Вам ‘Стюардессу’? – Нет, у меня ‘Опал’”.

Ленка набивает текст на компе на высоте 10 тысяч метров. И ржет. У них в Воронеже фольклор совпадал с московским на loo %. А вот цены различались. У Ленки хорошая память, и она говорит что-то насквозь социалистическое:

– У нас была другая зона. В смысле ценовая.

Смеемся обе.

– А сколько у вас яйца стоили?

– Были по девяносто копеек, были по рубль пять, но мелкие, были по рупь тридцать. Но их никогда не было одновременно. А сахар, по-моему, стоил девяносто копеек килограмм.

– А у нас шестьдесят. Зона-то другая.

Мы летим в Тель-Авив. Пролетаем территориальные воды Турции. Ни читать, ни смотреть трансаэровский видеоплеер за шестьсот рублей не хоцца. В Тель-Авиве + 25. Вернемся через неделю.

16 марта.Наблюдаю два одновременно происходящих и, казалось бы, невзаимосвязанных процесса. И вы их тоже наблюдаете. Первый. Как безумная власть безвкусно делает глупости и плодит врагов и недоброжелателей. Ну изобрази второй тур президентских выборов – и все хулители оперативно бы заткнулись. Все по-честному. Ну осуди Алексея Козлова на три года и три месяца, и никому не интересная более Романова ушла бы из Пресненского суда. И вечером на кухне кто-то спрашивал бы кого-то: “И чего она выступала? Столько людей взбудоражила напрасно”.

Второй процесс – это очень быстрый рост способности наших людей к совместным действиям. Мы на глазах перестаем быть атомами, которыми нас сделал коммунистический режим. Под песни о взаимопомощи и взаимовыручке мы мечтали о заборах вокруг своих шести соток. Которые и построили при первой возможности. А сейчас наконец-то уровень доверия между нами стремительно растет. На Садовом кольце 26 февраля мы доверяли человеку просто потому, что у него была белая ленточка. Маркер того, что у этого человека те же ценности, что и у тебя.

Оба этих процесса ведут к переменам. Если первый грозит деструкцией и разрушением, то второй – насквозь позитивен. И наше будущее зависит от того, какой из двух процессов будет развиваться быстрее.

17 марта.Пока я была молодая и здоровая, я любила в путешествиях смотреть камни. Города, пейзажи и прочие достопримечательности. Теперь мне хочется ехать только туда, где я могу общаться с людьми. Таких стран немного: Америка, Израиль, Англия еще была. Но после Гошиной смерти в Лондоне мне туда совсем не хочется. Еще Италия любимая, но там на всю страну одна детсадовская подружка Оксанка, ныне ставшая маркизой, да еще одна ЖЖ-подруга. Маловато будет. Израиль с этой точки зрения, наверное, лучшая страна. Леху я знаю тридцать лет, Леньку – двадцать, Вовку – десять, Зойку – четыре (а перед этим два в ЖЖ). С Леной третьего дня развиртуализировались.

Читать дальше