Николай Седых - Истоки и уроки Великой Победы. Книга II. Уроки Великой Победы

Второе. Выяснить, каким частям нужно подать горючее и боеприпасы самолетами, чтобы не бросать дорогостоящую технику, особенно тяжелые танки и тяжелую артиллерию.

Третье. Оставшиеся войска выводить в трех направлениях…

Четвертое. Иметь в виду, что первый механизированный эшелон противника очень далеко оторвался от своей пехоты, в этом сейчас слабость противника, как оторвавшегося эшелона, так и самой пехоты, двигающейся без танков. Если только подчиненные вам командиры смогут взять в руки части, особенно танковые, можно нанести уничтожающий удар и для разгрома первого эшелона, и для разгрома пехоты, двигающейся без танков. Если удастся, организуйте сначала мощный удар по тылу первого эшелона противника, двигающегося на Минск и Бобруйск, после чего можно с успехом повернуться против пехоты.

Такое смелое действие принесло бы славу войскам Западного округа. Особенно большой успех получиться, если сумеете организовать ночное нападение на мехчасти…».

Как видно из вышеизложенного, Жуков в этот драматический момент думал не о спасении нашей армии и страны, а – о славе. Казалось, он только на днях опростоволосился со своей Директивой № 3 и должен быть более осторожен с концепцией немедленного «контрблицкрига». Однако, даже накануне падения Минска, в условиях полной потери управления войсками, когда нашему командованию неизвестно было положение не то что войск противника, но и собственных войск, в том числе местонахождение Маршала Советского Союза Кулика, прибывшего коренным образом изменить положение и спасти Минск, Жуков настаивает не на обороне, а на организации «мощного удара по тылу первого эшелона противника». По его, Жукова, приказу оставшиеся еще целыми танки шли на запад без разведки, без должного количества боеприпасов и топлива на скорую свою погибель.

Таким образом, нам становится понятным, куда делись 14 200 танков, находившихся в нашей действующей армии в самом начале войны. Почему мы в 1941 г. отступали до Москвы, угробив почти всю кадровую армию.

Обладавшая кратным превосходством над противником в танках и авиации, и простым превосходством в артиллерии, громадная сухопутная группировка советских войск в западных приграничных округах была разгромлена немцами по всем правилам военной науки.

И. Ф. Стаднюк писал, что «с началом войны, когда события стали складываться стремительно и в чудовищном несоответствии с тем, как они предполагались в плане прикрытия, когда все преимущества расположения наших армий, имевших задачу в случае агрессии навалиться на врага могучими контрударами, перестали быть преимуществами…». Белостокский и Львовский выступы автоматически превратились в братские могилы. Советские армии оказались не в состоянии не только наступать, но и грамотно, по всем правилам военного искусства, отступить.

Красная Армия несла огромные потери, особенно много наших солдат попало в плен. Как уже было сказано, в течение первых шести с небольшим месяцев войны количество попавших в плен, а также «пропавших без вести», составило 2 335 000 человек. За этот же период погибло, включая и умерших от ран в госпиталях, 556 000 чел., то есть на одного погибшего – четыре попавших в плен, вместе с «без вести пропавшими».

Если сравнить эту же ситуацию с данными, например, 1943 г., когда в Красной Армии соотношение погибших и попавших в плен составляло 5:1, то поневоле может сложиться впечатление, что в 1941 г. была не столько война, сколько массовая капитуляция наших войск.

Случилась немыслимо жуткая трагедия, когда защищая свою Родину, армия на 80 % оказывается в плену (без вести пропадает), а ее остатки под ударами врага откатываются под стены своей столицы!

Простые солдаты и офицеры ощущали какую-то неведомую, непонятную им, нередко фантастическую несуразность действий командиров. Это было характерно для всех трех основных наших фронтов: Северо – Западного, Западного и Юго – Западного, командующие которых соответственно Кузнецов, Павлов и Кирпонос, руководствуясь предписаниями и указаниями Тимошенко и Жукова, буквально губили вверенные им войска, едва ли не как дрова, «сжигая» их по частям, в неравных боях, в искусственно созданных гитлеровскими генералами котлах.

Командиры же частей, выполняя приказы вышестоящего начальства, также задавались тем же вопросом: отдает ли вышестоящее командование хотя бы себе отчет в том, что они делают. Или все их приказы и директивы только для того, чтобы обезопасить себя от прокурора формально строгим исполнением документов, хотя эти документы уже явно противоречили суровой правде войны.

Таким образом, война, вопреки ожиданиям наших высших военачальников, началась сразу с наступательных действий всех сухопутных и воздушных сил Германии. По Жукову, выходит, что никто в нашем Генеральном штабе подобного начала войны, в форме внезапного нападения всеми силами агрессора, не ожидал…

Планов отражения вторжения противника, проще говоря – планов обороны, никто толком не разрабатывал. Непосредственно накануне агрессии, оказалось, что даже у стрелковых дивизий первого стратегического эшелона, обязанных принять на себя первый удар вермахта, не оказалось планов обороны отведенных им полос. Для всех частей этого стратегического эшелона сущность тактического маневра сводилась лишь к тому, чтобы как можно быстрее собраться и выйти к границе; как в самом ближайшем времени оказалось, – на свою погибель.

И это притом, что Гитлер ещё далеко до 22 июня 1941 г. уже неоднократно демонстрировал всему миру, начиная с 1 сентября 1939 г., именно такую форму внезапных наступательных действий на зазевавшихся противников. Уже тогда необходимо было делать соответствующие выводы. Однако они не были сделаны.

Наша военная разведка, ГРУ, заблаговременно сообщала высшему военному руководству страны причины ошеломительных успехов немцев в войне против Польши и Франции. В докладе ГРУ особое внимание обращалось на принципиально новые тактические приемы и стратегические решения гитлеровских генералов. Исторические документы сохранили презрительное игнорирование стратегического опыта вермахта со стороны высшего руководства наркомата обороны и Генерального штаба.

«Ничего нового в стратегическом опыте вермахта нет», – начертал свое заключение на докладе ГРУ нарком обороны СССР Тимошенко С. К. То есть, наш нарком обороны ничего нового в опыте стратегического творчества немцев не узрел, а вот когда этот самый опыт в полной мере обрушился лично на него; когда он на себе испытал всю мощь немецкой армии, то сразу же стал проситься у Сталина в отставку, будучи, по сути, самым высокопоставленным военачальником страны, кому И. В. Сталин доверил руководить защитой нашего Отечества от немецко – фашистских захватчиков.