Т. Дрыжакова (Легошина) - Эхо прошедшей войны. В год 60-летия Великой Победы. Некоторые наиболее памятные картинки – «бои местного значения» – с моей войны

Редактор Ольга Владимировна Дрыжакова

© Т. А. Дрыжакова (Легошина), 2017

ISBN 978-5-4485-1219-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На фронте смерть ходила за нами по пятам и могла настигнуть в любую минуту, потому и молили Бога в критический момент лишь о том, чтобы «пронесло» на этот раз, а когда «проносило», радовались отсрочке и возможности пожить ещё. Фронт – это совсем другой мир: другие измерения, другие ценности, другие мысли, чувства – другая жизнь. И, главное, другое отношение к ней – начинаешь её больше ценить, любить и беречь.

Чудесное воскресное утро, прекрасное настроение, да каким ему ещё и быть? Всё пока для меня складывается наилучшим образом. Успешно сданы экзамены за 9-й класс, принято важное, определяющее дальнейшую жизнь решение: перешагиваю через 10-й и поступаю в учительский институт – зачем терять целый год жизни, когда не терпится скорее начать самостоятельную жизнь? Конечно, институт даже не педагогический, и специальность учителя меня мало привлекает – хотелось бы что-нибудь поинтереснее. Но я, заранее учитывая этот немаловажный факт, подала заявление на курсы стенографистов. Как раз сегодня утречком пришёл для меня пакет из Москвы с инструкцией, планом работы и первыми заданиями. Отлично! Я уже видела себя в обществе интересных и, если повезёт, знаменитых людей: записываю их выступления, беседы, доклады. Мне это казалось более интересным и значительным занятием. Теперь можно сообщить об этом и родителям, они поймут меня, ведь и их планы не будут нарушены – я буду учиться в институте и заочно на курсах. У меня получится, я смогу, и они об этом знают.

Многие знакомые ребята тоже стоят перед выбором – куда пойти, где себя найти. Некоторые уже свой выбор сделали, и мы вчера получили приглашение от одного из них, Николая Назарова, на прощальный обед по случаю его отъезда в военное училище. Объявил он об это только вчера, а до этого хранил гордое молчание. И радостно за него и немного грустно – уедет, можем не скоро увидеться. Он парень моей подруги Шуры Легошиной №2, но вчера, с её разрешения, провожал меня и очень просил прийти завтра на обед.

Завтра – это и есть сегодня – 22 июня 1941 года. Погода отличная, настроение праздничное, и приглашение необычное – в лес, за Суру, на молодёжный праздник. Пора собираться, новое платье приготовлено заранее. Отец Николая – лесничий, и живут они в лесу, в хорошем домике на другом берегу Суры, и мы переправляемся туда на лодке. Нас ждали: столы накрыты на поляне, окружённой большими деревьями и цветущими кустами. Всё было красиво, празднично, вкусно, весело.

С сестрой Катей. Будущие фронтовики.

После обеда разбрелись по лесу – парами, группами. Вышли на берег Суры, и вдруг неожиданное происшествие. Самый большой парень (к сожалению, не помню его имени) совершенно неожиданно прыгнул прямо в костюме в реку. Надо сказать, что река наша, Сура, норовистая: и течение сильное, и глубина местами хорошая, и берег здесь очень крутой и высокий. Поднялась суматоха – кто спасать, кто выяснять причину такого неординарного поступка. Вытащили, привели в чувства, обсушили. Оказалось, в нём заговорила обида на девушку, которую увёл другой. Объяснились, взрослые нас пожурили, успокоились.

День был уже на исходе – темнело. Пошли на берег усаживаться в лодку. Мальчишки гребли, а я заметила, что они часто пробуют достать до дна. Насторожилась, но получилось всё равно неожиданно. Гребцы в очередной раз проверили глубину и, видимо, посчитав её неопасной, перевернули лодку – мы все вывалились в воду. Крики, визг, вопли, ругань и… смех. Некоторые девочки не умели плавать, и не трудно представить себе ужас, который они испытали. Но все самостоятельно выбрались на берег – мокрые, перепуганные – стали отжимать свои платья, и опять, ругаться и смеяться.

Домой я пришла, когда было совсем темно. Пробралась тихонько в дом и полезла на печку, чтобы повесить посушить своё новое платье, и услышала перепуганный крик мамы – я нечаянно задела её мокрым платьем по лицу. И зачем она полезла на печку, недоумевала я, ведь лето же? Удивило меня и то, что ругать она меня не стала, а снова легла.

Мне спать не хотелось, и я, переодевшись в сухое, пошла на улицу. Около одного из домов – ребята, другие, пришедшие из Колояра. Они ожидали нас. От них-то я и узнала, что уже идёт война, об этом передавали по радио ещё днём, а рано утром бомбили наши города, в числе которых был и Севастополь, где учился мой брат. Теперь мне стало понятно поведение мамы. Услышав об этом, она нарисовала себе картину, печальнее некуда – курсанты ещё спят (ведь всего 4 часа утра), а бомбы падают на них, спящих, и всех убивают. От расстройства у неё разболелась голова, и она полезла на теплую печку – она часто так делала. А мне всё не верилось, может инцидент какой? Нет, говорили ребята, идёт настоящая война.

А Николая Назарова, ни мы, его друзья, ни родители, больше не видели никогда.

Вообще-то тут ни вопросов, ни сомнений нет – комсомольцы в большинстве своём добровольцы и есть, приведу лишь один пример. Только из нашего 10-го класса Бессоновской средней школы в течение 1941—1942 учебного года 45 человек ушли добровольно кто в военные училища, кто – в ремесленные, а те, кто постарше, – прямо на фронт. Я не ошиблась в подсчёте: на начало учебного года в 10-том классе числилось 65 человек, на конец – всего 11, из них 10 – девочек и только один юноша, Вася Чернов, застрявший среди нас по состоянию здоровья. Другое дело, не все комсомольцы успевали воспользоваться своим правом – одни по причине малолетства или по состоянию здоровья, другие – по семейным обстоятельствам, третьи – в силу занятости на других, трудовых, фронтах.