Владимир Цай - Кто в армии служил...

До девятого класса Блинов зимой постоянно болел ангиной. Одну неделю в месяц он проводил дома. Начиналось все с высокой температуры, когда ему мерещился один и тот же кошмар – он летит сквозь многоэтажный дом, проламывая потолки, и на каждом этаже глотает пианино (видимо, в душе он не любил обязательное фортепиано в музыкальной школе, куда приходилось ходить, в то время как все мальчишки играли в футбол или хоккей). Температуру сбивали, и дальше болеть было приятно – больного окружали теплотой, заботой и книгами (если бы не болезни, он ничего бы и не читал), навещали друзья, и не надо было делать уроки.

В девятом классе он болеть перестал, но по утрам отхаркивался гноем с кровью – гланды были очень большие. В военкомате ему и еще одному однокласснику предписали гланды удалить в течение года. Они взяли направление в больницу и поехали сдаваться. Так получилось, что место было только одно, и Блинов с облегчением уступил место приятелю. Второй раз он не поехал – сначала как-то не складывалось, потом он забыл, поскольку в военкомат не вызывали, и никто не напоминал, а потом он вообще решил, что если, как это делает страус, спрятать голову в песок, то неприятность рассосется сама по себе.

Он учился уже на втором курсе университета, когда его вызвали в военкомат и потребовали написать объяснительную, почему он не удалил гланды, и дать письменное обязательство удалить их в течение месяца. Операция, в принципе, не сложная, но в возрасте двадцати лет проходит не очень легко. На второй день пребывания в больнице его повели на операцию. Хирург посадил его в кресло и накинул на лицо что-то вроде фартука. Затем сделал обезболевающий укол и, широко открыв рот Блинова, вставил в него какую-то железку. Потом он что-то делал там не очень приятное – то ли вырезал, то ли скоблил. Что-то у него не получалось (потом выяснилось, что гланды были очень большие, хирург что-то не рассчитал и надо было еще что-то подчистить), и он вышел из операционной что-то приготовить. В это время фартук слетел с лица Блинова, и перед студентом предстала не очень приятная картина – рот его был широко открыт, и из него торчала здоровенная железяка, сбоку на таком же кресле сидел маленький мальчик, которому тоже удаляли гланды, но он был почему-то весел (после операции он вообще побежал играть), а напротив другой хирург долбил молоточком кому-то ухо на операционном столе. Комната пыток.

После операции Блинов лежал сутки, не в силах подняться. Горло не глотало, и накапливающаяся слюна стекала изо рта на полотенце. Голова болела вся, от шеи до затылка. Он пролежал неделю, постепенно начал глотать куриный бульон. В первый месяц он не мог говорить, а потом еще долго хрипел и думал уже, что никогда не будет говорить нормально. Но нет – все прошло. Говорят, теперь гланды не удаляют, а хроническую ангину как-то лечат, но Блинову удаление пошло на пользу – ангины больше не бывало, а если что-то и случалось через много-много лет, то носило инфекционный характер, так как новые инфекции заполнили мир.

Таким образом, военкомат сделал Блинова полноценным потенциальным защитником Родины.

Военная кафедра

Как уже было сказано, молодые люди, родившиеся после войны, потеряли в среднем три года (девушки этого возраста либо ждали, либо гуляли, либо ждали и гуляли – не бог весть какое приобретение). Но под те же эксперименты было потеряно еще много дней, россыпью, так сказать.

Одиннадцатилетнее среднее образование было введено с целью дать юношам и девушкам рабочую профессию в школе. ПТУ и техникумы никто не отменял, но решено было приобщить к физическому труду всех (хорошо, хоть так – чуть позже китайцы пошли намного дальше). Считалось, что Владимиру повезло – не какой-нибудь там столяр или швея, а солидный слесарь по ремонту тепловозов. Сам Владимир и другие будущие слесари (кстати, никто в депо работать не пошел) так не считали и с тоской смотрели в окно из класса в день теоретических занятий как «несчастные» столяры гоняют футбольный мяч в своих длинных перерывах на веселом производстве табуреток. Преподаватель был жесткий, не учитель, и вбил этим лоботрясам принципы функционирования тепловоза ТЭ-3 на всю оставшуюся жизнь. Иногда довольно приятно объяснить кому-нибудь, кто этого не ожидает, как энергия, содержащаяся в солярке, преобразуется через дизель, генератор и электродвигатели во вращение колесной пары.

Но самым отвратительным был второй день, день практики (на получение профессии выделялось два дня в неделю в течение трех последних лет школы – итого потеряно 2 (дня) х 40 (недель) х 3 (года) = 240 дней чистого времени, считай еще год). Целый рабочий день в тепловозном депо приходилось либо, согнувшись в три погибели, зачищать напильником язвы на выгоревших контактах электрических реле, либо, согнувшись в две погибели, но с большим наклоном, сбивать какой-то кочергой с лючков цилиндров дизеля нагар, либо еще что-то в этом роде. Слесари в это время, радуясь дармовой рабочей силе, забивали козла в каптерке. Иногда, впрочем, удавалось и сбежать. Умение дать стрекача, как много позже советовал интеллигентнейший писатель Фазиль Искандер, в жизни пригодилось.

Никто не вспоминает о днях, потерянных в институте, растраченных на праздное времяпрепровождение, зато все жалеют о времени, проведенном на военной кафедре. Один день в неделю в течение трех лет плюс два месяца на сборах– итого 40 (недель) х З (года) + 2 (месяца) х 30 (дней) = 180 дней. Кстати, девушки в это время просто отдыхали, так как ни ждать, ни погулять за один день не успеешь.

Ничего страшного на военной кафедре не было. Обычные занятия, никакой муштры. Остается загадкой, каким образом офицерам военной кафедры удалось вбить в головы этим разгильдяям работу зенитного комплекса С-60. В комплексе было восемь зенитных пушек, радиолокатор, счетно-решающий прибор и дизель-генератор (все на отдельных машинах). Его начали выпускать после войны, и ко времени повествования он уже морально устарел, так толком и не повоевав. Но основные принципы живы до сих пор – локатор ловит цель и передает координаты на счетно-решающий прибор, тот решает задачу встречи (рассчитывает координаты точки, в которой будет самолет, двигаясь равномерно и прямолинейно, когда туда долетят снаряды) и передает соответствующие сигналы на электродвигатели пушек, которые, таким образом, нацеливаются на предполагаемую точку встречи самолета и снарядов. Предполагалось, что если все работает хорошо, то самолету конец.

Самое ужасное, что от этой маяты сбежать было практически невозможно (переклички – любимое занятие военных), а любимые на лекциях занятия (игры в слова и крестики-нолики) пресекались без применения командного (с матом) языка, но по-мужски. Подполковник – это не профессор.