Владимир Цай - Кто в армии служил...

Импринтинг – это процесс, при котором в определенных условиях, соответствующих возрасту, активизируются определенные гены, обеспечивая их носителю выполнение определенных функций в дальнейшей жизни. Этот процесс независимо от человека позволяет как бы переписать необходимые механизмы, накопленные в ходе эволюции, в психофизическую систему. Например, когда ребенок с рождения находится в человеческом обществе, он будет говорить, если нет каких-то отклонений. Но если до определенного возраста он лишен человеческого общения, как Маугли, то говорить он никогда не научится – соответствующий импринтинг речи не был включен своевременно и уже включен не будет.

Подготовка человека к жизни заключается, в том числе, и в том, чтобы своевременно включать необходимые импринтинги. Если ребенок не учил арифметику в начальной школе, он не станет математиком. Если, условно говоря, ему не читали в детстве книжку «Что такое хорошо и что такое плохо», то он вполне может вырасти моральным уродом. Если он взял теннисную ракетку не в пять-шесть лет, а в пятнадцать, у него никогда не будет свободы движений Федерера. И так далее. Разумеется, все это очень индивидуально и случаются исключения. Но что-то в этом есть – человек проходит импринтинг до совершеннолетия, до 22 лет, и все необходимые для жизни в человеческом обществе качества извлекаются из запасников генома и встраиваются в психофизическую систему в свое время при определенных условиях.

Существует мнение, что если молодой человек попадает после школы в армию, а не в университет, то он не проходит стадию импринтинга, раскрепощающего самостоятельное мышление, что необходимо для творческой деятельности. Но с другой стороны, молодые люди, не побывавшие в условиях, максимально приближенных к армейским, никогда не взрослеют. Они остаются инфантильными на всю жизнь. Благодаря, как правило, родителям они могут делать карьеру, «надувать щеки» и «колотить понты», но они никогда не поймут, что такое необходимость, и потому не научатся любить свободу.

Свобода должна быть уравновешена необходимостью. Пионерские или скаутские лагеря, стройотряды, армейские сборы – все должно быть в свое время и в меру. Социалистическое государство представляет воспитание молодежи делом политическим и удивительным образом прививает культуру необходимости с детства. Кому-то это идет во вред, но большинство к естественной свободе юности получают прививку морали.

Возможно, после университета полезно провести какое-то время в армии и, таким образом, подвести черту под беззаботным образом жизни для осознанного вступления в жизнь общества. Гены – они, конечно, и в Африке гены, но, может быть, решительность и ответственность извлекаются из запасников генома и встраиваются в психофизическую систему именно во время этого последнего импринтинга. Свободу надо любить, смиряясь с необходимостью.

Студенческие сборы

Армия – это не курорт. «Тяжело в учении – легко в бою». Сытого заставить воевать трудно, поэтому наша армия всегда была злее. Но хуже всего муштра. Военные недоумевают: если вы на гражданке все такие умные, почему же вы строем не ходите? И действительно, почему? Нас везде пытаются построить. Ходили бы строем – было бы легче жить. Но это Владимир понял много позже, можно сказать, слишком поздно.

Именно эту цель преследовал начальник сборов полковник Оспанов, который на кафедре вел себя очень мирно и любил пошутить. Ему было уже под пятьдесят, и он, видимо, соскучился по гарнизонной службе. Он озверел. Куда подевался милый шутник. Он орал, матерился и норовил пнуть сапогом под зад.

Для своего возраста он был в прекрасной спортивной форме – бегал, выполнял все упражнения на спортивных снарядах. Он поднимал ребят в шесть утра и гнал всех окриками, тумаками и пинками бегом до КПП (полтора километра), не давая заскочить в туалет, после чего следовало тридцать минут физических упражнений на снарядах. Спрятаться даже под кроватью было невозможно. К концу сборов почти все подтягивались по десять-двенадцать раз, чего больше никогда в жизни никто не делал.

Жара стояла неимоверная, воды не было, гимнастерка, если ее бросить на пол, стояла колом от соли. Бесконечная строевая подготовка, куски вареного свиного сала в каше и пять минут на прием пищи. (Брр! После развала Союза многие стали мусульманами, может быть, из-за абсолютной несъедобности этого сала.) При первой возможности наиболее нерадивые стремились забраться куда-нибудь в тень под машину, снять сапоги и поспать. И дурацкие атаки под палящим солнцем в полупустыне то бегом, то ползком. Есть что вспомнить.

В конце дня всегда проводилось мероприятие под названием «вечерняя прогулка». Как ни смешно это звучит для армии, его содержание более или менее соответствовало названию. Всех строили, делали перекличку (все ли на месте) и отправляли «на гулять». Во время прогулки взвод должен идти строем (слава богу, не строевым шагом) и орать строевую песню. Полковник очень любил вечерние прогулки и устраивал конкурс между взводами на лучшее исполнение строевой песни. Ходили по какому-то хитрому большому кругу (не на плацу), выбирая неосвещенные места. Один раз в десять минут проходили перед полковником и орали что было сил что-то вроде (на мотив неувядаемого марша «Прощание славянки»):

(Ох уж эти девушки!)

Как ни странно, это взбадривало, и дальше, в темноте, не перед полковником весело маршировали даже под блатные песни, типа:

Перед полковником такие песни петь не решались, зато ему можно было спеть:

(Полковник Владимира Высоцкого не знал, но ему нравилось. Вместо «Идут по Украине солдаты группы Центр» пели «Шагают по пустыне курсанты сборов Эн».)

Или:

(Юрия Кукина полковник тоже не знал, но эта песня ему не нравилась.)

Позже, уже на действительной службе, Блинов постоянно слышал строевые песни, под которые заставляли маршировать солдат по поводу и без, с удивлением обнаружив, что для них это не веселое занятие. Песни были серьезные, типа исполняемой одним эстрадным певцом с широкой глуповатой улыбкой, предназначенной для успокоения некой девчонки: «Не плачь девчонка, пройдут дожди…» или «Всего лишь через две, через две зимы…». В исполнении солдат в строю слов разобрать было невозможно, а вместо мелодии слышалось ритмичное порыкивание на одной ноте, что производило впечатление угрюмой безнадежности, каковой очень часто веет от любой службы.