Надежда Мандельштам - Об Ахматовой

2) Я всю жизнь тоскую в разлуке с рукописями. Для меня эти листки – встреча с Осей. Вы, вероятно, забыли, что вы мне не давали ничего в руки, что я с трудом получила у вас какие-то листки, чтобы дать для книги в Праге (фотографии)8. Правы ли вы были, что лишали меня этого? Мое психическое состояние для вас нуль, только ваше: вам нужно было, чтобы эти листки [находились] рядом с вами. Я вас берегла. Берегли ли вы меня?

3) Я думаю о смерти. Я вам это сказала, когда мы говорили о фотографиях. Кто, кроме меня, может дать объяснения: когда что записывалось, где писалось, как писалось?… Я считаю, что это я обязана сделать, чтобы возместить утраты в бумагах. Иначе будут думать чорт знает что… Имею я на это право? Я дала вам льготный срок на фотографированье. Вы могли за это время если не сфотографировать, то проработать что угодно. Вы со мной настолько не считались, что этого и не подумали сделать. А мне вы отказываете в возможности сделать ту работу, которую я считаю своей обязанностью. Почему?

4) Рукописи в плохом виде. Карандаш стирается. До моей смерти надо их прочесть все. Имею я на это право? Вы же не прочли части черновиков. Ведь даже черновики к «Волку»9 прочла я. Мы много раз с вами говорили о подготовке полного издания. Мы этого пока не сделали.

5) Между прочим, мне для моей работы – вы можете ее презирать, но она существует и способствует восстановлению Оси и знанию о нем10 – нужны черновики. В прошлой работе я написала о том, как он писал по черновикам «Волка». В этой работе я предполагаю сделать еще кое-что. Почему вашу работу я уважаю, а вы мою нет? Она вам может не нравиться. Это ваше дело. Но мое право на эту работу неоспоримо. Так ли это?

6) Вы предполагали дать еще стихи в книгу. Я лично предпочитаю, чтобы эта первая книга была маленькой, но не в этом дело. Вы поставили вопрос так: если я забираю материалы, вы пишете в редакцию, что отказываетесь от дополнений. Я считаю такую постановку вопроса оскорбительной для Оси. Если рукописи у вдовы, то ну его к чорту вместе с его вдовой – вот что это значит. Правильная ли это постановка вопроса? К вдове вы можете приехать: я-то вам всё покажу – не так, как вы мне. Вы можете сказать Саше, и он вам привезет что нужно. Лиле Брик вы таких условий не ставили? Ссыльной 11 Наде можно? Я считаю, что вы просто чего-то не додумали. Это было нервическое движение и привычка не считаться со мной. Уверена, что, обдумав это, вы поймете, что рвать вам не только со мной, но и с Осей не следует.

Это вам решать, но я готова на любой контакт с вами; я ценю нашу многолетнюю дружбу, храню память о сосиске12, считаю вас отличным текстологом и верю вам (хотя не всегда: «Солдат»).

Кое-чего вы просто не знаете. Это детали, которые могу знать только я. Не мешало бы использовать мое знание. Почему вам его игнорировать? Вы знаете, я не навязчива… Скажем, некоторые датировки прозы и стихов. Скоро смерть. Не пора ли мне что-то сделать?

Итак, итоги.

По отношению ко мне вы держались гораздо более жестко, чем я по отношению к вам. Я считаю, что разрыв наш был бы идиотичен и для вас, и для меня. Только на радость вашим врагам. Кому это нужно?

Теперь – остается вопрос о моем завещании. Всё то, что я вам говорила, остается в силе. Вопрос в вашем согласии и готовности принять некоторые права и обязанности.13 Это зависит от вас. Решайте сами, но не сгоряча.

Заказное письмо. Конверт: «Москва, ул. Крапоткина, 17, кв. 70. Харджиеву Ник. Ив.». Адрес отправителя: «Москва М-447, Большая Черемушкинская, № 50, корп. 1, кв. 4, Мандельштам Над. Як.». Почтовые штемпели: «Москва 16.5.67» (три). Печатается впервые.

1 Письмо написано в ответ на попытку Н.Х. обострить отношения с Н.Я. когда она после неоднократных просьб вернуть ей архив О.М., который находился у него с 1957 г., пришла к нему домой и забрала рукописи.

2 Здесь и далее в этом письме курсивом выделены слова, подчеркнутые Н.Х.

3 К этим словам Н.Х. сделал следующее примечание: «Архив Мандельштама находился у С.И. Бернштейна, который весьма неохотно предоставил рукописи в мое распоряжение (и часть автографов припрятал). Их унаследовал его братец А. Ивич». Таким образом, Н.Х. утверждает, что архив О.М. хранился вовсе не у Н.Я. Это неверно. У С.И. Бернштейна находилась лишь часть архива (86 единиц), и то кратко – только в 1946 г., а затем до 1957 г. эти рукописи хранились у А. Ивича. Не соответствует действительности и утверждение Н.Х. о том, что С.И. Берштейн «весьма неохотно предоставил рукописи» в его распоряжение – ими он к тому времени уже не располагал (об обстоятельствах передачи этих материалов Н.Х. и якобы «припрятанных» автографах см. примеч. 1 на с. 305).

4 В статье «Конец Харджиева» Н.Я. касаясь обстоятельств того времени, писала: «Анна Андреевна всё время настаивала, чтобы я забрала у Харджиева бумаги. Я медлила: это был несчастный, безумный старик, лишенный даже тени благополучия. Зимой 66 года его дела устроились благодаря Саше Морозову – книга в „Искусстве“, деньги и наконец пенсия с января 67 года. Я ждала получения пенсии. Когда пенсию получила Эмма Герштейн, Харджиев с явной завистью сказал: „Подумайте, у нее есть пенсия…“ Это казалось ему верхом благополучия, и старика в таком положении я обидеть не могла: единственное, что его утешало, – это чемоданчик с рукописями, которые я ему доверила» (Я. Мандельштам-З.С. 163).

5 Первую строку этого стихотворения О.М. Н.Х. предлагал читать по авторизованному списку «Вехи дальние обоза…» ( Герштейн, 2002. С. 715). Н.Я. считала правильным вариант из так называемой «Наташиной книги»: «Вехи дальнего обоза…» (Я. Мандельштам-3. С. 385). В современных изданиях стихов О.М. принято чтение «дальние».

6 Ср. в письме Н.Я. к Ю.П. Иваску (осень 1976 г.): «Милый Юрий Павлович! Очень была рада получить от Вас весточку. Сейчас О.М. есть в огромном количестве экземпляров – ксерокопии, конечно. Вы считаете вершиной О.М. „Венецию“. Он считал центром Стихи о неизвестном солдате. Я их не позволила напечатать в советском издании, потому что Харджиев (редактор) хотел тиснуть без последней строфы („И в кулак зажимая истертый“). Дурак и скотина. Я из Воронежа привезла ему рукопись (моей рукой), когда этой строфы еще не было. Советские издания ужасны…» (Amherst College Center for Russian Culture. Jurij (George) P. Ivask Papers. Box 15. Folder 43; местонахождение рукописи «Стихов о неизвестном солдате», о которой упоминает Н.Я., в настоящее время неизвестно).

7 Напомним, что к этому времени машинопись первой книги ее воспоминаний была уже на Западе (у К. Брауна в США). Предвидеть реакцию властей в случае опубликования книги было бы крайне трудно. Поэтому под «историей» Н.Я. могла подразумевать здесь всё, что угодно, – вплоть до изъятия архива и собственного ареста.

8 См. письмо 46 на с. 274.