Игорь Скорин - Я отвечаю за свою страну

Засады, облавы, обходы на петроградских улицах и в переулках были самым обычным и постоянным делом. И с каждой новой операцией рос опыт Астафьева, крепли профессиональные навыки.

В 1927 году Астафьева призвали на службу в армию. Он остался верен себе и пошел служить в пограничный отряд на тревожную в то время западную границу. Три с лишним года службы на границе стали для Саши отличной школой. Здесь он закалился физически, расширил свои политические знания.

В июне тридцатого года Астафьев снял пограничную форму и меньше чем через месяц в Москве в МУРе надел новую — милицейскую. Астафьев просился в самое боевое отделение — по борьбе с бандитизмом, убийствами и вооруженными разбоями, но руководство решило иначе и направило его работать туда, где боролись с хищениями социалистической собственности. В то время еще не родилась специальная самостоятельная служба, которая бы занималась этим видом преступлений.

Начальник отделения встретил Астафьева чуть настороженно. Сразу же после знакомства достал из своего письменного стола пару отличных кожаных подметок, протянул новому сотруднику, попросил посмотреть их и сказать, что Александр о них думает.

Даже беглого взгляда на кожу было достаточно, чтобы понять, что она не совсем обычная. С одной стороны подметка блестела, как отполированная, и была явно покрыта каким-то веществом. Причем блеск был не кожаный, а металлический, словно подметку специально терли о металл. Астафьев повертел в руках загадочные подметки и даже понюхал. Пахли они машинным маслом. Саша сразу же сообразил, в чем дело. Вернул начальнику подметки и как ни в чем не бывало заявил, что они вырезаны из приводного ремня.

— Вот, вот, — улыбнулся начальник отделения, — не зря, значит, мне тебя нахваливали. Вижу, что ты по по своей натуре сыщик. Так вот, дорогой мой бывший пограничник, иди к секретарю и забери все материалы о хищении этих самых приводных ремней. Мы их покупаем на валюту за границей для нужд предприятий, а их разворовывают. Ты же знаешь, что без этих приводов ни один станок не работает. Изучи и доложи свои соображения. Думаю, два дня тебе хватит.

В первую ночь Астафьев изучил все взятые в МУРе материалы. Потом два дня бегал по Москве со старыми ботинками и туфлями, пристраивая их то чистильщикам, то сапожникам. На третий день у него в плетеной корзинке лежало девять пар отремонтированной обуви. Правда, ему пришлось не только собрать все домашнее старье, но и потрясти соседей. На оплату ремонта он истратил почти все имевшиеся у него деньги, но зато вся обувь была подбита такими же подметками из приводных ремней. В каждой паре туфель лежала бумажка с адресом чистильщика или мастерской и полными сведениями о мастерах.

На доклад к начальнику Астафьев явился с корзиной, где вместе с обувью лежала папка с материалами и разработанным планом, как разоблачить преступников. Причем в плане предусматривалась и профилактика преступлений подобного рода. Новый работник МУРа был намерен не только раскрыть совершенные кражи, но и предупредить будущие. Для этого предполагалось после привлечения к ответственности выявленных чистильщиков и сапожников собрать как можно больше представителей этой отрасли, чтобы рассказать им об участи, которая постигла их коллег. Однако это было не все. Астафьев добился разрешения дать соответствующую публикацию в «Вечерней Москве» о борьбе с расхитителями дефицитных приводов.

Через некоторое время Астафьеву снова повезло. Во всяком случае, так говорили его сослуживцы. Но сам-то он знал, что везет только тогда, когда добросовестным образом ведешь поиски, не упускаешь ни одной мелочи, сопоставляешь их, объединяешь в единое целое, а затем делаешь правильные выводы.

Шумела в то время Сухаревка. Было здесь и ворье разного калибра, и всякие перекупщики, и мошенники. Любил Астафьев с утра, до работы, пройтись по рынку, посмотреть в рыночном отделении на задержанных, поговорить с ребятами, которые следили за этим людским скопищем, поискать в делах случайных задержанных то, что на первый взгляд может показаться мелочью.

Войдя однажды в отделение милиции, Астафьев заметил на столе у оперативного работника две плоские небольшие коробки, обтянутые кожей. Каждая запиралась на специальную металлическую застежку. Открыв одну из них, Астафьев увидел на подушке из черного бархата металлический прибор — плоский, чем-то напоминавший серп, на ручке которого нанесены деления и цифры. Концы серпа соединяли два стержня. Если покрутить ручку, то эти стержни сходились и расходились.

— Что это такое?

— Не знаю, — пожал плечами работник отделения. — Задержали одного старика — он на рынке постоянно болтается. Раньше фабрикантом каким-то был. Ну, фабрику в свое время национализировали, он продает теперь инструмент, который у него остался. Третий раз его с этими штуками задерживаем. Говорит, никто не покупает, а ему жить не на что. Да, вспомнил — микрометры называются.

Астафьев покрутил микрометр, по слогам прочел надпись на английском языке: «Сделано в Швеции», на секунду задумался.

— Где этот фабрикант?

— У дежурного, за перегородкой. Оштрафуем сейчас на трешку и выгоним.

— А микрометры?

— Придется вернуть.

— Тогда так: ты это все быстро проверни и выйди из отделения вместе с фабрикантом, а я со стороны понаблюдаю, — попросил Астафьев.

— И хочется тебе со стариком возиться или делать нечего?

— Ладно, там будет видно. Где он живет-то?

— На Маросейке, я у него прошлый раз дома был. Ничего там нет.

Вскоре Астафьев увидел, как работник отделения вышел на улицу вместе с благообразным старичком — высоким, хорошо одетым, с холеной, пышущей здоровьем физиономией. Старик подчеркнуто вежливо, даже подобострастно, попрощался и поспешил прочь от отделения милиции. Пройдя сотню шагов, остановился возле витрины кондитерского магазина, постоял немного, делая вид, будто рассматривает сладости, а сам воровато осмотрелся. Но на Астафьева, который с безразличным видом читал афиши, расклеенные на тумбе, не обратил никакого внимания и поспешил дальше по Садовому кольцу. Метров через триста снова остановился у магазина и опять принялся тайком озираться. Зашел в гастроном и через стекло витрины внимательно осмотрел улицу. Потом что-то купил, вышел и, не торопясь, направился на Садово-Каретную. Возле дома № 25 еще раз огляделся и, не заметив Астафьева, юркнувшего в подъезд, вошел во двор.

Александр перебежал на противоположную сторону улицы и увидел, как «фабрикант» достал из кармана ключ и открыл им входную дверь квартиры. Астафьев бросился к телефону. Дозвонился до своего начальника, назвал адрес и попросил подъехать. Потом пригласил дворника и вместе с ним направился к «фабриканту». По дороге выяснил, что в квартире, куда вошел старик, живет женщина средних лет, служащая какого-то треста, и к ней довольно часто приходит ее дядя. «Племянница» предупредила дворника, что дала дяде ключ и он иногда остается у нее ночевать, когда приезжает в Москву по делам. А живет он за городом.