Николай Тарианов - Невидимые бои

Уотсон, видимо, рассчитывал на то, что среди советских людей, читавших и анализировавших его статьи, конечно, не найдется таких, которым будут понятны эти сравнения и метафоры. И Уотсон, разумеется, никак не мог предполагать, что одним из его внимательных читателей окажется полковник Борисов, не только знающий в совершенстве английский язык в его американской разновидности, но и тонко разбирающийся во всех особенностях грамматического строя, произношения, лексики, морфологии и синтаксиса английского языка в его британском, ирландском, шотландском, канадском, австралийском, новозеландском и иных вариантах. Полковник Борисов неплохо знал также различные варианты так называемого «пиджин-инглиш». Этот своеобразный гибридный язык, состоящий из смеси адаптированных английских и азиатских слов, широко распространен в странах Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. Борисов увлекался изучением разновидностей английского языка и считался в Советском Союзе одним из лучших знатоков их многочисленных вариантов.

Эти знания не раз помогали Борисову разоблачать шпионов, выдававших себя за лиц, длительное время проживавших в англосаксонских странах. По акценту и лексике Борисов, как правило, безошибочно определял, где родился и получил образование тот или иной субъект. Во время войны Борисов не раз буквально за несколько минут разоблачал подброшенных немецко-фашистской разведкой «перебежчиков», выдававших себя за немцев американского происхождения. Несколько быстрых, точных вопросов об Америке на английском языке — и агенты вынуждены были признаваться, что их плохо подготовили к работе в Советском Союзе. Как подводила их самоуверенность руководителей гитлеровского «Абвера», считавших, что советские контрразведчики — простаки!.. Борисов мог часами декламировать стихи Лонгфелло, Уитмена, Сэндберга, Фроста. Быт и нравы Соединенных Штатов он знал не хуже Уотсона, а историю — несомненно значительно лучше его.

Одна из основных слабостей империалистических разведок как раз и состоит в том, что, засылая в Советский Союз своих разведчиков и сравнительно неплохо обученную агентуру, они не учитывают, что на работу в органы государственной безопасности партия направляет высокообразованных, поистине одаренных советских патриотов. Преданные партии, народу, советские чекисты — высококвалифицированные контрразведчики, постоянно оттачивают свое оружие в борьбе с коварным и опасным врагом.

В отличие от многих руководящих деятелей иностранных разведок, Бутч Стаймастер, как мы уже видели, довольно трезво оценивал возможности и способности советских контрразведчиков. Но даже Стаймастер не мог предвидеть, что в поединок с Уотсоном вступит такой опытный чекист, как полковник Борисов с группой своих товарищей.

Тщательно проанализировав «положительные» статьи этого «либерала» и сопоставив их с имеющимися уже данными о его поведении и связях, Борисов сразу же понял, что имеет дело с хитрым, увертливым врагом.

Подчиненных ему чекистов, в основном молодых, но способных людей, Николай Михайлович постоянно воспитывал в духе коллективизма. Он часто говорил им, что в сложных международных условиях «холодной войны», когда враг постоянно совершенствует методы своей подрывной работы против нашей страны, только тщательно продуманные коллективные усилия всех чекистов, занимающихся изучением того или иного подозрительного иностранца и его связей, создают возможность быстро внести ясность в его подлинные намерения и в тех случаях, когда он занимается недозволенной деятельностью, разоблачить и обезвредить его.

— Век шерлоков холмсов и контрразведывательных асов, если предположить, что такой век действительно был, прошел безвозвратно, — часто говорил своим подчиненным Борисов. — Кадровый разведчик, действующий на территории СССР, это орудие целого подразделения иностранных разведчиков, которые из-за границы руководят его действиями и деятельностью его местной агентуры. Этой деятельности необходимо противопоставить совместные усилия чекистов, умело применяющих в своей работе новейшие методы контрразведывательной работы, достижения передовой советской науки и техники.

Полковник Борисов и его молодые помощники установили: чем ближе подходил Уотсон к выполнению своего основного задания, тем хитрее, замысловатее становились его маневры. Он заводил все новые связи, афишировал старые, все чаще устраивал для знакомых советских журналистов приемы, приглашал их к своим коллегам.

Все чаще выдавал он себя за друга Советского Союза: подчеркивал свою веру в миролюбие советской внешней политики, осуждал сторонников «холодной войны». Круг его более или менее постоянных знакомств все расширялся, становился разнообразнее.

Изучая знакомых Уотсона, полковник Борисов вскоре подметил любопытную закономерность в их взаимоотношениях с американцем. В тех случаях, когда Уотсон видел, что тот или иной советский собеседник с любовью говорит о своей Родине, он сам выдавал себя за прогрессивно настроенного американца, горячо осуждал уродства капитализма. И продолжал встречаться с этим человеком.

В редких случаях американец убеждался в том, что его советский знакомый настроен «критически» к своей Родине, проявляет повышенный интерес к «прелестям» «американского образа жизни». Всячески разжигая этот интерес, Уотсон пытался активно влиять на этих людей, подрывать их веру в правильность пути, по которому советский народ идет к коммунизму.

Помощники полковника Борисова регулярно докладывали ему: Уотсон начинает проявлять все большую активность, все чаще пытается использовать своих знакомых, в особенности тех, на которых ему удалось повлиять, для сбора тенденциозных политических данных. Поручая своим нелегальным помощникам изучать настроения советских людей, их отношение к мероприятиям партии и правительства в области внутренней и внешней политики, он откровенно давал понять, что его интересуют лишь мнения и высказывания, идущие вразрез с «господствующими политическими настроениями» в стране. Иными словами, его интересовали ехидные насмешки, неумное балагурство и — больше всего — прямая враждебность к тому, чем жил весь советский народ Достать такой «товар» подручным Уотсона было нелегко. Но «шеф» не жалел подачек. И наиболее предприимчивые начали изобретать антисоветские анекдоты, реплики и даже целые диалоги. Все это шло в жадно раскрытые бункера ЦРУ.

Уотсон пытался и сам находить нужный ему свежий, «оригинальный» материал. Разговоры с советскими людьми на темы их повседневной жизни Уотсон обычно мотивировал желанием понять советскую действительность, чтобы «объективно» писать о ней в свою газету. Уотсон полагал, что чекистам, если они им заинтересуются, трудно будет провести грань между журналистикой и шпионажем. И действительно, не легко провести эту грань, когда речь идет о сборе сведений, необходимых разведкам для их идеологических диверсий. В конце концов, многое из того, что собирал Уотсон, это не государственная тайна, тем более, когда речь идет о грубых поделках, которыми часто снабжали агента ЦРУ его подручные. Но среди этого мусора попадались и факты, подбор которых граничил с нарушением Уголовного кодекса.