Николай Тарианов - Невидимые бои

А в это время взвинченный стаканом виски Уотсон в «шевроле» одного из своих друзей-корреспондентов неторопливо ехал по Можайскому шоссе к Николиной Горе, что около села Успенского. За рулем сидел его друг, американский корреспондент. Сзади шумели дети друга, с которыми еле справлялась их мать.

Около станции Перхушково, как и следовало по расписанию, шлагбаум у переезда был опущен. Уотсон выскочил из машины, купил на станции билет и сел в подошедший поезд на Москву. Машина отправилась дальше на Николину Гору.

Купец медленно шел по кладбищу, время от времени осторожно оглядываясь по сторонам. В царстве мертвых он чувствовал себя спокойно. Убедившись, что никто за ним не наблюдает, он приблизился к заветной могиле. Помех не было. Правда, в нескольких метрах правее «его» ограды кладбищенский рабочий копал свежую могилу. Он уже выкопал довольно глубокую яму, виднелся лишь его затылок. Выбрасывая лопатой землю, он тихо напевал. Этим можно пренебречь, решил Купец: могильщик не обращает на него никакого внимания. Левее, у другой могилы, спиной к Купцу сидели на скамеечке мужчина и женщина. Время от времени женщина поправляла цветы на дорогой ей могиле. И эта пара также ни разу не повернулась в сторону пришедшего.

Старик и вовсе успокоился. Ни одна душа, кроме него и Уотсона, не знала, что именно сегодня, именно в этот час, он придет сюда закладывать тайник. Подойдя к намеченной стойке, Купец присел на корточки, делая вид, будто зашнуровывает ботинок. Вынул контейнер, быстро приладил его к внутренней стороне стойки в траве у земли. Магнит крепко прижал контейнер к железной стойке.

— Вы арестованы, гражданин Жеромский, — услышал он над своей головой негромкий, но властный голос. — Не двигайтесь с места!

Купец — Жеромский еле выпрямился: судорога перехватила поясницу. Рядом стояли два человека. Ужас подкашивал ноги Жеромского, он не мог произнести ни слова.

Первый мужчина, средних лет, быстро ощупал все карманы Жеромского, убедился, что у него нет оружия. Старик все еще пребывал в состоянии нервного шока.

Зубы дробно стучали, ноги тряслись мелкой слабой дрожью. В сознании арестованного смутно тлела мысль: надо попробовать симулировать невиновность, сказать что-то о «недоразумении». Но он чувствовал, что дар речи утрачен. Обычного нахальства, которое он выдавал за бодрость, как не бывало.

— Пройдемте, — сказал мужчина средних лет. — Придется нам кое о чем поговорить.

Жеромского повели в глубь кладбища, вывели через боковой выход, где ждала машина с оперативными работниками. Он шел молча. Его усадили в машину, увезли.

Мужчины быстро вернулись на кладбище. Майор Кривонос уже успел ознакомиться с содержанием магнитного контейнера и вернуть его на прежнее место. Пакетик с пленкой он, конечно, не вскрывал.

Пока Кривонос и его помощники договаривались о следующей операции, к ним подошла женщина.

— Товарищ майор! Десять минут назад Уотсон прибыл из Перхушково на Белорусский вокзал. Три минуты назад отъехал от вокзала на такси. Сейчас едет по Большой Грузинской.

— Прекрасно, товарищи, — ответил Кривонос, — все идет по графику. Полагаю, что он не заставит себя ждать. Каждый из вас знает, что делать. А я на некоторое время исчезну. Скоро увидимся.

Кривонос направился к главному входу. Молодые чекисты заняли позиции. Шпион должен быть захвачен с поличным.

Стивена Уотсона, одного из лучших кадровых разведчиков Центрального разведывательного управления, впервые за все время его нелегальной шпионской работы в Европе арестовали в тот момент, когда он, уже с магнитным контейнером в кармане, уходил от злополучной могилы, невольно ускоряя неровный шаг.

Для него было предельно ясно: карьера окончена. Он даже не пытался симулировать недоумение — многолетняя выдержка покинула его, он держал себя просительно и даже несколько суетливо.

— Вы миня теперь куда? — от страха он стал говорить по-русски значительно хуже, чем всегда.

— Туда же, — на превосходном английском языке ответил ему майор Кривонос, — куда мы доставляем всех людей, нарушающих законы гостеприимства нашей страны.

К машине Уотсон шел, подняв воротник, избегая любопытных взоров посетителей кладбища. Проходя мимо церкви, на минуту остановился, перекрестился. Затем снова зашагал навстречу неприятнейшим событиям.

«Черт возьми, как все это кончилось. И где? На кладбище! Символично!» — думал Уотсон.

Купец — Жеромский сразу же после ареста попросил, чтобы во время обыска кот Адольф был передан сперва соседям, а затем — его бывшей жене Софье Матвеевне Михайловой. Пожалуй, Адольф и был единственным персонажем всей истории, оказавшим серьезное сопротивление. Он выл и орал, не желая покидать теплый диван.

Немало неприятных дней — даже недель — пришлось пережить и Софье Матвеевне. Арестованная по подозрению в шпионаже, она уверяла следствие: бывший муж пытался выведать у нее научные секреты ее нынешнего мужа, чтобы «реалистичнее» написать свой роман из жизни ученых. За иноземное барахло она, оказывается, платила — и немало — профессорскими деньгами: верный себе, Боб рвал, где мог.

У следствия и суда были все основания сомневаться в искренности, раскаяния 38-летней женщины. Поскольку она лишь пыталась стать соучастницей преступления, которое, к счастью, не удалось, она не была приговорена к тюремному заключению. Однако Москву ей пришлось покинуть. Надолго. С Софьей Матвеевной отправился в места весьма отдаленные и закутанный в старый свитер Адольф, потерявший — теперь уже навсегда — московскую прописку. На месте Софье Матвеевне пришлось вспомнить свою старую специальность фельдшерицы. Ей даже были рады в местной больнице.

Профессор Михайлов пережил несколько тяжелых минут, выступая на суде свидетелем. Суд проявил к нему должное внимание, сведя опрос свидетеля к необходимому минимуму. Первое время он пересылал Софье Матвеевне приличную сумму — ее хватало и для нее, и на говяжью печенку для Адольфа. Впрочем, необходимость в этом вскоре отпала: Адольф, явно переоценивший на новом месте свои возможности, оказался недостаточно проворным, и его разорвали местные собаки. Вскоре после этого Софи — Сафо — в который раз! — вышла замуж.

Профессор так и не появлялся на своей старой квартире. Он не уезжал тогда из Москвы в командировку и лишь перебрался, по совету чекистов, на новую, менее обширную, но более удобную и современную квартиру, чтобы избегнуть далеко не супружеского внимания Софьи Матвеевны. После ареста Софьи Матвеевны к нему переехала и преданная душа — Анна Ефимовна. Она ведет сейчас несложное спартанское хозяйство профессора.