Николай Тарианов - Невидимые бои

— Возможно, — вежливо, но уклончиво ответил собеседник. — Может быть, все это лишь праздное женское любопытство. А может быть, и нет… Что касается племянника, то что ж, пусть приходит в отдел найма и увольнения. Посмотрим, что за человек.

Через несколько дней профессор Михайлов вновь выехал в длительную командировку. Неделю спустя один из инженеров привез Софи письмо — коротенькое, милое и остроумное. Прошло две недели, и женщина даже привыкла к пустой квартире. По вечерам в квартире часто раздавался телефонный звонок, после которого Софи поспешно одевалась и пропадала допоздна.

Совещание заканчивалось. Майор Кривонос выступил с обстоятельным докладом. Долго, тщательно, всесторонне обсуждались детали. Теперь заключал полковник Борисов.

— Все как будто ясно, товарищи. Жеромский перестал ходить на приемы. Видимо, Уотсон полностью перешел с ним на нелегальную связь.

Теперь Жеромский больше сидит дома. Подолгу, запершись в своей комнате, печатает на машинке. Встречался недавно с советскими журналистами, возвратившимися из командировок в республики Средней Азии. С одним из них виделся и Кривонос. Оказывается, Жеромский допытывается у своего знакомого о том, какие слухи и сплетни стали им известны на месте.

Судя по всему, очередное донесение Жеромского Уотсону — и через него ЦРУ — будет связано со среднеазиатскими республиками.

Установлено, что теперь к Жеромскому часто приезжает по вечерам модно одетая дама лет 38-ми. Через три-четыре часа уезжает с объемистыми свертками.

Выяснить личность дамы не составляло никакого труда — это оказалась жена профессора Михайлова. Постепенно укладываются на место, одна за другой, все новые детали головоломки. Уотсон явно решил через бывшую жену Жеромского подобраться к профессору и его институту.

Если бы дело ограничилось только предложениями о фальшивой пропаганде американского радио, то можно было бы не слишком торопиться с окончательным разоблачением их авторов. Как бы ни изощрялись «эксперты» Информационной службы США, сколько бы миллионов долларов ни тратили они на свои идеологические диверсии против Советского Союза, все их попытки подорвать морально-политическое единство советских народов неминуемо обречены на провал.

Но Уотсон, видимо, уже вышел на «второй режим» своей шпионской работы. Он явно приступал к самой важной разведывательной операции, имеющей прямое отношение к обороне нашей страны. Видимо, плохо обстоит у американцев дело с ракетами, если они сознательно готовы идти на серьезный риск провала своего опытного разведчика, чтобы попытаться добыть тайну ракет, позволяющих советским людям отправлять своих космонавтов в небывалые полеты.

Изложив эти соображения, Николай Михайлович заключил:

— Теперь предстоит подготовить проект окончательного решения: когда, при каких обстоятельствах и где задерживать Уотсона и его агента Жеромского.

Вскоре Борисов снова вызвал своих подчиненных, работающих по делу Уотсона, на «военный совет». Завершая работу, необходимо было коллективно проанализировать все материалы, перед тем как представить на утверждение генерала всю операцию. Это было не только необходимо, чтобы отработать детали, но имело большое воспитательное значение, давало молодым чекистам возможность вносить свои, зачастую весьма дельные предложения, совершенствовать свои знания, накапливать опыт.

Подробно напомнив известные уже работникам факты по делу, Борисов попросил подчиненных высказать свое мнение.

Все чекисты — и молодые, и более опытные — почти единодушно считали, что медлить с завершением дела опасно.

— Если Жеромскому удастся передать Уотсону хоть одно донесение о Михайлове, — сказал майор Кривонос, — трудно предвидеть возможный ущерб для нашей страны.

Борисову все это было ясно и до совещания. Но он хотел дать работникам отдела возможность самим разобраться во всех деталях этого дела, самим прийти к правильному решению. Учить лучше всего на конкретных делах…

В тот же день окончательный план операции был представлен генералу и утвержден им.

В то утро Купец проснулся рано. В последний раз внимательно прочитал он донесение, напечатанное на папиросной бумаге. Внес небольшие исправления. Перечитав предложения о том, как лучше посредством радиопропаганды поссорить грузин с армянами и азербайджанцами и жителей этих трех советских республик с русскими, он ухмыльнулся. Предложения казались ему очень остроумными. Он подумал, что вот и ему привелось внести свою лепту в ожесточенную схватку. Купец даже льстил себя честолюбивой надеждой, а вдруг его предложения, осуществленные американцами, оставят хоть какой-нибудь след в современной истории. Ему очень хотелось хотя бы наследить в ней.

Затем он еще раз внимательно просмотрел написанные им на трех страницах «установочные данные» о профессоре Михайлове, полученные им от Софи — Сафо. За две недели, с помощью не очень дорогих подарков, ему удалось вновь сблизиться со своей бывшей женой и выяснить у нее многое из того, чем интересовался Уотсон. Правда, Уотсон рассчитывает получить эти сведения при личной встрече через две недели на Выставке. Но Купец решил сделать приятный сюрприз боссу и вложить пакет в тайник сегодня.

День был солнечный. Аппаратом «Вега» без искусственного освещения Купец сфотографировал оба документа на пленку, разрядил аппарат под одеялом, тут же запаковал пленку в заранее приготовленную черную, светонепроницаемую бумагу. Заклеив пакет прозрачным шотландским пластырем, БПЖ уложил его в небольшой магнитный контейнер и спрятал во внутренний карман пиджака. Затем он осторожно сжег напечатанные на машинке листки своих донесений (на железном противне, который держал в комнате специально для этой цели), тщательно измельчил пепел, собрал в конверт черный порошок, сунул конверт в карман, чтобы на улице бросить в урну.

Жеромский с аппетитом позавтракал, накормил кота, перекрестился и в начале одиннадцатого вышел на улицу.

Улица была в это время заполнена народом. Все спешили по своим делам. И никто не подозревал, что человечек с седой щеточкой усов и мясистым носом, медленно идущий по направлению к Кировским воротам, готовится предать их, продать своих сограждан, выдать их. Время от времени Купец, остановившись у витрины, осторожно оглядывался, стараясь определить, нет ли за ним наблюдения. Но все как будто было чисто. Да, «хвоста» нет. Тем не менее четыре с лишним часа колесил по Москве старый волк. Не раз побывав в молодости «в гостях» у ВЧК, он не имел никакого желания возобновлять на старости лет знакомство с чекистами. Только в 15 ч. 30 м., окончательно убедившись, что никто за ним не следит, пришел он на Ваганьковское кладбище. Приняв скорбное выражение, медленно побрел в тот угол, где встречался на похоронах с Уотсоном.