Александр Бондаренко - Тайные страницы Великой Отечественной

ТЮШКЕВИЧ: И мы, и наши противники, и вообще все в мире руководствовались известными положениями военной теории. Для того чтобы одержать победу, необходимо, во-первых, уничтожить в ходе вооруженной борьбы вооруженные силы противника; во-вторых, лишить противника его союзников, а себе союзников приобрести; и третье условие, тоже непременное, — овладеть территорией или столицей неприятеля.

ОРЛОВ: Между тем даже в нашей стране теперь раздаются голоса, пишутся статьи и целые книги, где говорится, что мы были освободителями только до тех пор, пока освобождали собственную территорию, и что нам не следовало бы выносить боевые действия за пределы нашей страны... Мол, с этого момента мы сразу превратились в оккупантов.

— В нашей историографии четко говорилось: «народы порабощенной Европы ждали советского воина-освободителя», и думается, что это истина. Хотя нации и народности во многом различаются между собой. Можем ли мы конкретизировать, кто именно и где в Восточной Европе ждал прихода именно советского воина-освободителя?

ТЮШКЕВИЧ: Конечно, подавляющее большинство народов всех стран Европы ждало освободителей. Они шли с двух сторон: с Востока — Красная армия, с Запада — ее союзники. Кто будет лучше? Это идеологический вопрос, в разных странах он решался по-разному, и только для политиков обретал особую актуальность.

ПОПОВ: Кстати, англичане, особенно Черчилль, и в публичных выступлениях, и в работе по разведывательным каналам все время создавали иллюзию у сателлитов гитлеровской Германии, что вторжение произойдет, как выражался премьер Британии, в «мягкое подбрюшье Европы». То есть будет высадка на Балканы, а затем наступление через юг Австрии в Венгрию и Польшу. Это рождало надежды сохранения там существовавших на тот момент режимов. Это очень важно, потому как, собственно, и определяло политику этих стран в отношении Советского Союза.

КИРПИЧЕНКО: Вычислить в процентах, сколько нас ждало в одной стране, сколько — в другой, невозможно. Это не поддается никакому учету, но общие настроения определить можно. Кто нас ожидал? Конечно, коммунисты, значительная часть социал-демократов, передовая часть (не убоимся этих слов) рабочего класса и очень большая часть интеллигенции, поскольку, кроме всего, для антифашистской, демократической интеллигенции Советский Союз представлялся государством будущего, где существуют бесплатное образование на всех уровнях, бесплатная медицина, ликвидированы сословия и так далее и тому подобное... То есть довольно значительные прослойки населения нас ожидали и затем встречали с искренней и глубокой радостью.

ТЮШКЕВИЧ: А вот не ждали нас, можно сказать однозначно, те, кто сотрудничал с гитлеровским режимом, с реакционными профашистскими режимами своих стран...

ЯМПОЛЬСКИЙ: Судя по документам, наиболее активное ожидание нашего прихода было на территории Словакии. Первые же переброшенные нами туда оперативные группы, партизанские отряды сообщали, что Словацкая армия в большинстве своем готова перейти на сторону советских войск. Из Центра приказали помогать им создавать партизанские отряды, но не особенно втягивать в боевые действия против немецких войск.

— Однако, несмотря на это, в конце августа 1944 года началось-таки Словацкое национальное восстание...

ЯМПОЛЬСКИЙ: Очевидно, оно началось по указанию Чешского временного правительства из Лондона, и в нем приняло участие значительное количество войск Словацкой армии. Для подавления восстания немцы выделили около 30 тысяч войск, значительное количество бронетехники, авиацию.

Наши органы госбезопасности знали, что восстание готовится, но не предполагали, что оно произойдет так быстро. Когда ситуация осложнилась, представители словацкого командования попросили руководителей наших оперативных групп взять командование в свои руки... Но поскольку в результате наступления немцев в Словацкой армии началась паника, Центр приказал никоим образом не брать на себя командование... Полагаю, это было сделано правильно — иначе, боюсь, у нас сегодня было бы гораздо больше проблем для обсуждения.

— Несколько раньше антифашистское восстание началось и в Варшаве...

МЯГКОВ: Польша — наиболее тяжелое звено во всем цикле освобождения восточноевропейских государств. Межгосударственные противоречия, вражда славян уходят в XIX, в XVIII и даже в XVII века... Не надо также забывать, что в 1943 году немецкая пропаганда распространила сведения о расстреле в Катыни в 1940 году польских офицеров. Это заявление немецкой пропаганды и наш ответ фактически привели к разрыву дипломатических отношений между лондонскими поляками и Москвой.

ЯМПОЛЬСКИЙ: Обстановку в Польше определяли Армия Крайова и Гвардия Людова, представители эмигрантского правительства и так называемого польского комитета национального спасения...

МЯГКОВ: До этого была еще армия Андерса, которая в 1942 году покинула территорию СССР, не желая воевать на советско-германском фронте...

ЯМПОЛЬСКИЙ: События развивались очень сложно и не так эффективно, как бы нам того хотелось, однако и на территории Польши мы готовили партизанские отряды, развертывали и активизировали диверсионно-разведывательную работу.

МЯГКОВ: В июле-августе наши войска подходят к Варшаве, и здесь возникает эпизод, который в дальнейшем повлиял на все наши взаимоотношения с союзниками по антигитлеровской коалиции. По заданию лондонского эмигрантского польского правительства в Варшаве поднимается восстание. Его цель — взять власть еще до того, как туда вступит Красная армия. Наше командование не знало о подготовке восстания, зато о нем знали... немцы.

Командование Красной армии, наше правительство встают перед вопросом: что делать дальше? Как вести себя в этой ситуации? Ведь Польша — в рядах коалиции антигитлеровских государств... Мы стараемся предпринять какие-то активные действия, но это невозможно, поскольку только что завершилась тяжелейшая Белорусская операция, войска просто истощены...

— Известно, что эти доводы на наших западных союзников почему-то не действовали. Хотя свои войска они старались беречь...

МЯГКОВ: Да, Черчилль и Рузвельт нам заявляют: вы, мол, не помогаете, как нужно, польскому правительству. Сталин возражает — мы делаем все, что возможно. Отношения между союзниками накаляются, грозя перерасти в полномасштабный кризис... В конце концов, и на Западе осознали, что в данный момент вести наступление на Варшаву невозможно и что лондонские поляки совершили, будем считать, ошибку. Фактически же это была провокация, направленная на осложнение советско-польских отношений уже после войны, лондонские эмигранты очень хотели, чтобы в Польшу вошли войска западных союзников.