Александр Бондаренко - Тайные страницы Великой Отечественной

ХАЗАНОВ: Отношения между СССР и Японией трудно было назвать теплыми: советские источники подчеркивали многочисленные провокации «японской военщины», незаконные задержания и досмотры торговых судов в международных водах, другие недружественные действия... Наше руководство знало, что Япония снабжает Германию стратегическим сырьем, передает ей разведывательной информацию — но до поры до времени с этим приходилось мириться, ограничиваясь нотами протеста.

СЕНЯВСКАЯ: По мнению японского руководства, пакт о нейтралитете между двумя странами носил временный характер, дающий Японии возможность обезопасить свои северные границы, «следить за развитием обстановки» и спокойно «набираться сил», чтобы «в нужный момент» нанести Советскому Союзу внезапный удар. Об этом свидетельствует вся внешняя политика Японии, в особенности активное сотрудничество с союзниками по Тройственному пакту.

Военный министр Тодзио неоднократно подчеркивал, что вторжение должно произойти тогда, когда Советский Союз «уподобится спелой хурме, готовой упасть на землю». То есть СССР, ведя войну с Гитлером, ослабнет настолько, что не сумеет оказать серьезного сопротивления на Дальнем Востоке. Однако генерал Ямасита, прибывший в начале июля 41-го из Европы и убежденный в неизбежной победе Германии, был настроен более решительно:«Время теории «спелой хурмы» уже прошло, — заявлял он. —Даже если хурма еще немного горчит, лучше стрясти ее с дерева». Он опасался, что Япония может опоздать к «разделу пирога»: ненасытный союзник сам захватит Сибирь и Дальний Восток, ранее обещанные азиатской империи в качестве платы за открытие «второго фронта».

— Мы были осведомлены в планах японского руководства?

ЯМПОЛЬСКИЙ: Эффективность работы нашей разведки подтверждают документы. 25 июня 1941 года состоялось заседание японского правительства, а уже 26-го наши резиденты из Токио сообщали, фактически один к одному, содержание его решений. 27-го Мацуока решил надавить, поскольку на него давил германский посол Отт, чтобы Япония выступила против Советского Союза — но военные категорически возражали... В результате был кризис правительства, и в новое правительство не вошел только Мацуока, а Япония начала проводить более взвешенную политику. Сообщения разведки позволили нашему военно-политическому руководству занять более твердую позицию в отношении Японии.

КОШКИН: Мы более-менее свободно вздохнули только после 3 сентября, когда решением императорской конференции нападение на СССР было перенесено на весну 42-го года. Считаю, что эта информация была самым большим достижением и заслугой Зорге и его группы.

ГАВРИЛОВ: До сих пор спорят, была ли его информация решающей для переброски 14 дивизий с Дальнего Востока и из Забайкалья под Москву и Ленинград. Есть такая точка зрения, что она вообще ничего не решала... Но мы недавно нашли шифровку, которая за подписью Хруле-ва была послана генералу армии Апанасенко 15 сентября 1941 года — о сокращении количества пайков Дальневосточному фронту с 870 тысяч до 550. Апанасенко тут же начал бомбардировать Сталина телеграммами: мол, Япония вот-вот нападет... Но это количество — 320 тысяч — соответствует количеству войск, которое было переброшено на Западный фронт.

ХАЗАНОВ: Однако ситуация на дальневосточных рубежах неоднократно становилась взрывоопасной. Так, в начале марта 1942 года участились случаи нарушения нашего воздушного пространства японскими разведывательными самолетами, наблюдались перегруппировки вблизи границы...

СЕНЯВСКАЯ: Япония в нарушение пакта о нейтралитете, задерживала и даже топила советские пароходы! В период с 1941 по 1945 год наше правительство 80 раз выступало с заявлениями и предупреждениями по поводу японских провокаций. Зная о коварстве соседа, мы держали на дальневосточных рубежах несколько армий в полной боевой готовности — в то время, когда на западе на счету была каждая свежая дивизия.

ТЮШКЕВИЧ: В течение всей войны на Дальнем Востоке находилось примерно 25 процентов войск от общего состава...

ГАРЕЕВ: Но вообще, в этот период интенсивность действий на Дальнем Востоке была гораздо выше, чем во время «странной войны» в Европе — когда англичане и французы воевали с Германией после ее нападения на Польшу.

ХАЗАНОВ: 16 марта 1942 года Ставка В ГК разослала директивы командующим Дальневосточным и Забайкальским фронтами о задачах и способах действий на случай внезапного нападения Японии. Военные советы фронтов получили указания разработать планы оборонительных операций объединений и к 5 мая представить их в Генштаб. Ставка требовала «упорной обороной не допустить противника на территорию СССР», а, отразив нападение, на ряде направлений — например, в Маньчжурии и Приамурье, перейти в решительное наступление, широко использовать Тихоокеанский флот и авиацию, предусмотрев решение такой сложной задачи, как бомбардировки Токио силами дальних бомбардировщиков ВВС Тихоокеанского флота.

ГАВРИЛОВ: Еще в 41-м году была создана 88-я бригада специального назначения. Она состояла из китайских коммунистов, бывших партизан, которых готовили для действий во время войны...

ХАЗАНОВ: И все же к открытию активных боевых действий на Дальнем Востоке Советский Союз не готовился: сложная обстановка на советско-германском фронте не позволяла стране разделять военные усилия между Западом и Востоком.

— Но, наверное, наши западные союзники этого хотели?

МЯГКОВ: Генерал Макартур считал, что в 41-м году СССР обязательно должен вступить в войну против Японии — и тем самым помочь США спасти американские жизни...

РЖЕШЕВСКИЙ: Скажу больше: нас все время подталкивали к вступлению в войну против Японии — как можно раньше, в условиях, когда нам это было абсолютно противопоказано. И особенно настойчивы в этом отношении были американцы. Они требовали создания на Дальнем Востоке авиационных баз, чтобы американские бомбардировщики могли с советской территории бомбить

Японию, куда они никак не могли добраться... Американцы очень сильно давили на нас — прежде всего военные, — но это спровоцировало бы немедленные ответные действия, а у нас летом 42-го возникла критическая обстановка на фронте.

— Когда же советское руководство приняло решение о вступлении в войну с Японией?

РЖЕШЕВСКИЙ: Фактически — в 1941 году. Находившийся тогда в Москве министр иностранных дел Великобритании Иден спросил, не сможет ли Советский Союз помочь англичанам на Дальнем Востоке — а положение у них там было критическое, — и Сталин дал следующий ответ: «В этом случае СССР пришлось бы вести серьезную войну на суше, море, и в воздухе. Это ведь не то, что декларация войны, которую Япония могла бы объявить Бельгии или Греции. В настоящее время СССР еще не готов к войне с Японией, значительное количество наших дальневосточных войск в последнее время переброшено на Западный фронт. Сейчас на Дальнем Востоке формируются новые силы, но потребуется не менее четырех месяцев, прежде чем СССР будет надлежащим образом подготовлен в этих районах». Сталин далее сказал, что лучше бы, если бы Япония напала на СССР — это создало бы благоприятную политическую и психологическую атмосферу в нашей стране. Война оборонного характера была бы популярна и создала монолитное единство в рядах советского народа... Это нападение он считал возможным и даже вероятным. Затем, так или иначе, этой темы касались на переговорах с союзниками на протяжении всех последующих месяцев и лет войны...