Владимир Илюшенко - Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие

Потому и бушуют центробежные силы, разделяющие людей. А между тем человечество — это единый организм, и в физическом, и в духовном смысле. Таково было убеждение Александра Меня. Он учил тому, что любовь побеждает злобное разделение мира. Он говорил: «Если человек не умеет любить, значит он не умеет жить. Потому что живет только тот, кто любит».

Могу свидетельствовать, что сам о. Александр был генератором любви: она из него просто изливалась. Поэтому жизнь его была исполнена глубокого смысла.

На вопрос о том, как понимать достаточно трудную заповедь о любви к врагам, он отвечал так: «Никогда не думайте, друзья мои, что в Евангелии содержится такая глупость, что человек должен относиться к какому‑нибудь негодяю, который причинил ему зло, так же, как к своему ребенку, к своей жене или к своему мужу. Ничего подобного! Такого бреда в Евангелии нет. Любить своих врагов — это значит относиться с доброжелательностью даже к противнику, желать ему добра, желать, чтобы он раскаялся, чтобы он одумался».

Десятилетиями о. Александр находился под надзором «Органов», где ему дали кличку Миссионер. Нападки на него начались с первых шагов его служения и сопровождали его всю жизнь. С течением времени они становились все более яростными и многочисленными, причем исходили они не только от функционеров КГБ, но и от религиозных фундаменталистов, неоязычников, антисемитов, псевдолиберальных интеллектуалов, типиконщиков, большевиков и т. п. Князь мира сего явно избрал его своей постоянной мишенью. Полярные и нередко враждебные друг другу общественные силы дышали одной страстью — ненавистью, когда речь заходила об о. Александре. Почему? Ответ прост: потому что он был истинным служителем Христовым, избранником Божиим.

В 1986 г., уже во время перестройки, в газете «Труд» появилась гнусная статья, обливающая грязью о. Александра, обрисовывающая его как злобного антисоветчика, создающего «подпольную церковь» по указке Запада. А после статьи началась серия допросов в КГБ. Они были изнурительными, многочасовыми и очень частыми. Любой в этой ситуации пал бы духом. Но не отец! После допросов он иногда звонил мне, давая знать, что всё у него в порядке. Однажды прямо с Лубянки он пришел ко мне, однако не усталый, не измученный, а полный кипящей энергии, бодрый и даже довольный тем, как провел «беседу». Он не уклонялся от разговоров с ними. И хотя много раз чекисты пытались уловить его в слове, ничего у них не получалось. Он пользовался случаем, чтоб даже этих людей наставить на путь добра, и они это чувствовали. Они читали его книги. По некоторым беглым деталям я понял, что он вызывал у них не просто уважение, но даже некий пиетет. Им как бы хотелось оправдаться перед ним.

Недавно стало известно, что еще в 1980 г. Андропов, который был тогда председателем КГБ, писал своим подчиненным: «Наш главный враг — священник Александр Мень». Об этом рассказал в начале сентября на конференции памяти о. Александра Вячеслав Всеволодович Иванов. В 1991 г., после провала ГКЧП, ему как депутату был предоставлен этот документ. Поскольку Андропов был начальником богопротивного ведомства, то его характеристику надо признать верной. Но что вытекало из этой дефиниции? Известно ведь, что следовало делать с врагом, который не сдается. А о. Александр, хоть он и относился к врагам доброжелательно, ни на какие компромиссы со злом не шел. Само его отношение к тем, кто противостоял злу тоталитаризма — к матери Марии, Дитриху Бонхёфферу, Максимилиану Кольбе — знаменательно и символично. Известно, как высоко он оценивал их подвиг.

Под конец жизни о. Александра чрезвычайно тревожило нарастание деструктивных тенденций — взрыв ксенофобии, шовинизма, национальной ненависти. Он говорил, что это «первобытные стихии, очень вредные для человека, очень низменные, они противоречат и патриотизму».

В своем последнем интервью (5 и 7 сентября 1990 г.) с необычайной для него резкостью и суровостью он говорил о наиболее тревожном явлении — рождении русского фашизма, который «очень активно поддерживают очень многие церковные деятели». Он сказал буквально следующее: «Произошло соединение русского фашизма с русским клерикализмом и ностальгией церковной».

Через несколько дней, 9 сентября, андроповский приговор был приведен в исполнение. Отец Александр убит за веру, за чистоту и святость своей жизни. Как истинный служитель Господень он противостоял злу всем своим существом. Он говорил: «Библия никогда не проповедовала примиренчества по отношению к злу. Христос сопротивлялся злу — потому Его и распяли. Но меча Он не поднял». Оружием о. Александра тоже был не меч, но слово. Он не звал Русь к топору — он звал ее к нравственному очищению, к принятию правды, земной и небесной.

По многим признакам могу сказать, что о. Александр знал, что его ожидает, в начале сентября 1990 г. знал точно, но не сделал ничего, чтобы чаша сия прошла мимо него. Воины–афганцы, которых он крестил, предлагали ему охрану. Он отклонил это предложение. Он абсолютно осознанно принес себя в жертву. Жертва — наивысший акт борьбы со злом. Отец Александр прошел свой путь за Христом, свой крестный путь — до конца.

Борьба добра и зла — это не только метафора. Это реальное противоборство полярных духовных сил. Отец Александр противостоял злу как мало кто в этом мире. Он был центром кристаллизации восходящих духовных сил, и' это было оценено противной стороной в полной мере. Расправа над ним есть признание его выдающейся роли в борьбе со злом. И это не просто убийство, а казнь по приговору тайного трибунала.

Понятно, что за убийцами стояли враги Христа, враги христианства. Именно для них проповедь о. Александра была наиболее страшна. Именно для них его общественное служение, его обращение к массовой аудитории было нестерпимо. Конгломерат темных сил объединился, чтобы пресечь это служение. Мстительная, бессовестная, злая сила не могла простить вестнику Царства его духовного подвига. Убийство было призвано остановить развитие России по пути живого христианства. Остановить не удалось: Господь воздвигает новых добрых пастырей, а Александр Мень приводит людей ко Христу и после своей физической смерти.

Отец Александр любил повторять вслед за Альбертом Швейцером: «Мое знание пессимистично, но моя вера оптимистична». Он говорил: «Этот оптимизм я не черпаю из фактов, а только из того, что убежден в творческом, божественном происхождении добра. Зло есть карикатура на Божье творение, и всё, что мучало и мучает человечество — тоталитаризм, фанатизм, шовинизм, узость, косность, леность, чванство, нежелание создавать, а желание как‑то ловко перераспределить, — всё это лопнет, как мыльный пузырь. Хотя веками эти болезни существовали, возрождались, но все равно они мертвые. Сегодня, когда напряженность в обществе достигла точки почти критической, я не хотел бы давать людям никаких поводов полагать, что у меня есть иллюзии, — я человек без иллюзий, — но я верю, что Промысел Божий не даст нам погибнуть, и всех, у кого есть искра Божия в сердце, я призываю к тому, чтобы твердо стоять и не поддаваться ужасу и панике: мы пройдем через все эти полосы в конце концов, пройдем, я уверен. Всё было: мы видели и войны, и катастрофы, пройдем и через это».