Олег Насобин - Бенвенуто

Буратинко, увидев мой текст, очень обрадовался, хотя и посетовал, заныл, что «дело к ночи» и «опять ему не спать». Ну а я стер только что написанный текст (раз корреспондент его уже прочитал и скопировал) и спокойно лег спать. Впервые за несколько дней у меня прояснилось на душе.

На следующее утро он (видимо, сбегал в свою «контору», и ему там объяснили: мол, не то) написал мне, под другим постом, дескать, а где тут изотерический текст, который был вчера? Я ответил, что нечего тексту болтаться всуе. Информация не для праздных глаз, и я ее стер.

На что Буратинко посетовал, мол, это, конечно, хорошо. И текст был очень интересный, но «не совсем то, что требуется в текущий момент». Таким образом, мой план сработал. Я убедился, что «контору» интересует именно Челлини, их не устроил текст про другую картину, поэтому вскоре разместил в ЖЖ уже приготовленный заранее рассказ про портрет Бенвенуто. На этот раз Буратинко, видимо, получил что хотел и очень обрадовался.

Вероятно, «оборотни» сверяли информацию, добытую агентом в прямой беседе со мной и полученную каким-то иным путем из других источников. Например, из перехваченной переписки с профессором Фриманом. Когда все у них совпало, они поняли, что сведения достоверные и пазл действительно сложился.

Но после этого эпизода, к моему удивлению, Буратинко не оставил меня в покое, хотя наши отношения с Катрин сворачивались.

Мы все-таки еще переписывались с моей бывшей «шери». Ведь надо было закончить дела, которые мы с ней наметили. Отменить встречи, дождаться результатов уже проведенных переговоров и так далее. Чаще всего звонил я, чтобы узнать судьбу того или иного начатого дела. Она сухо отвечала или переводила разговор на другие темы.

В одной из СМС от Катрин (теперь всегда холодных) 23 ноября 2010 года в 16:58 я прочел, что она находится в Риме. Это меня немного резануло. Может быть, она уже занимается другими задачами? Но интуиция подсказывала мне: это не так.

Сердце екнуло, предупреждая: было бы неприятно, если б французы связались с итальянцами по моей проблеме и, грубо говоря, продали меня итальянцам с потрохами. Ведь итальянцы облизывались на портрет Челлини еще с 2005 года, а французский Минкульт, наоборот, предпочитал его игнорировать, чтобы не было скандала.

И в самом деле, у сотрудников министерства в Париже наверняка имеются более важные дела, чем какой-то портрет Бенвенуто, который все равно уже давно умер.

Поэтому сведения, с трудом нарытые «конторой» о картине, судя по всему, не находили практического применения во Франции. Зато в Италии их бы оценили высоко.

Справедливости ради следует отметить, что агенты и офицеры ДСРИ в свое время обстоятельно проинформировали французский Минкульт о шедевре в моих руках, ставшем причиной такого веселого квеста.

Катрин несколько раз выходила со мной на связь по скайпу уже после того, как мы установили прямые отношения с агентом Буратинко, то есть в период с 13 по 23 ноября. Моя бывшая любовница интересовалась, пойду ли я на переговоры с министром культуры Фредериком Миттераном и чего от меня можно ожидать.

Я был не против встречи с министром, но она так и не состоялась. Логика в отказе от этой встречи со стороны министра хорошо просматривается: Минкульту пришлось бы капитулировать в любом случае, как только бы он начал официальные переговоры.

Пришлось бы признать свою халатность по отношению к произведениям искусства, являющимся частью национального достояния, которые чиновники разрешили вывезти из страны даже без осмотра экспертов. Французское общественное мнение не простило бы таких ошибок ни министру Миттерану, ни луврским искусствоведам. Поэтому Минкульт просто тянул резину и ничего не предпринимал, надеясь, что проблема рассосется как-нибудь, а умелые «оборотни» тем временем смогут «подписать» меня на неразглашение.

Французские спецслужбы, таким образом, теперь трудились только для себя: они постоянно тревожили меня и Ирину, тормошили и выводили из равновесия, но ничего не предлагали по делу.

По прошествии времени я вижу, что они активно разрушали нашу психику, чтобы мы стали легкой добычей для вербовки. Им требовалось добиться результата, и отпускать нас с миром на волю они не хотели. Результат, с их точки зрения, — это или заведение серьезного уголовного дела, или вербовка, или, как вариант, смерть клиента.

Особенно старался Буратинко. Продолжались скрытые и явные угрозы, издевки, давление на наши с Ириной финансы и изредка дружеская псевдоинтеллектуальная болтовня.

Я не знаю, как называется этот психологический прием, но я бы назвал его «контрастный душ». Периоды запугивания, жестких наездов сменялись добрыми, теплыми словами, посулами, обещаниями «позитивных перемен в жизни», и наоборот. Нормальный неискушенный человек, попав под пресс контрразведки, потом надеется, что полицейские исправят свои ошибки и помогут ему восстановить дела. Все это чушь. Они безжалостны и заниматься склеиванием побитых горшков не собираются.

Оказалось, что все планы и соглашения, над которыми я работал при участии Катрин, а также других актеров водевиля, — это миражи. Они рассеивались один за другим, и было ощущение, что все вокруг ненастоящее, все разваливается и рушится.

Как мы с женой чувствовали себя в этот период? Честно говоря, не очень хорошо: мы иностранцы во Франции и поэтому, конечно, боялись за свое будущее. Но, как говорится, страх страхом, а честь честью. Несмотря на чувство обреченности и тоску, мы все равно не собирались соглашаться ни на вербовку, ни на иные виды «сотрудничества».

Кроме объяснимого, так сказать — рационального способа давления на психику, спецслужбы использовали и иррациональные, я бы даже сказал — оккультные, приемы. Об одном из случаев, иллюстрирующем психологические манипуляции, я расскажу.

Представьте себе, что вы просыпаетесь в своей одинокой постели дома декабрьским утром, в 7:00 (только-только рассвело, на юге рассветает рано даже зимой). Просыпаетесь оттого, что огромная черная птица, иссиня-черный ворон, бьется всем телом, клювом и крыльями в ваше окно. Бьется так, что рама ходит ходуном. Его крылья порой заслоняют свет. Это длится и длится, — может быть, минуту, я не знаю. Секунды кажутся вечностью. Что вы подумаете, интересно? В 7 часов утра, не забудьте, вы еще не вполне отошли от сна.

Наконец ворон улетает и больше не возвращается. От жуткого суеверного страха вы цепенеете, остаетесь лежать в кровати неподвижно, по-детски натянув одеяло до носа. То же самое произошло и со мной.

Когда птица исчезла, я размышлял, как теперь половчее составить завещание. И еще я сожалел, что не успею вырастить младшую дочь и не увижу будущих внуков.