Михаил Кириллов - Мои больные (сборник)

Я сам видел под микроскопом эти ее ужасные лейкозные клетки – миелобласты. В их ядрах имелись ядрышки, очень похожие на маленькие синие глазки. Когда на них смотришь, кажется, что они смотрят на тебя, и от этого становится страшно.

Время шло. Девушку лечили: цитостатики, преднизолон. Но клиника постепенно нарастала. Ей становилось хуже: лихорадка, боли в костях, похудание, слабость. Красота ее увядала так же, как увядает роза в вазе. Мы заходили к ней, с трудом скрывая страх и огорчение. Дверь в ее палату каждый из нас открывал медленно, чтобы не помешать ей. Но она была столь же приветлива, радовалась нам и мужественно превозмогала свои недуги.

Здесь необыкновенно раскрывалась ее внутренняя красота, она все понимала и держалась. А мы, выходя из палаты, еле сдерживали слезы.

Через 3 месяца она умерла.

Как – то мой сосед по квартире, страдавший сахарным диабетом, после окончания рабочего дня и получки (он работал электромонтером) не вернулся домой. Мать его с ума сходила, не слезала с телефона, обзвонила все больницы, морги, отделения милиции. Его нигде не было. Прошло уже 5 часов ожидания.

По просьбе матери к поиску подключился и я. Всякий раз я называл свою должность профессора клиники. В одном из приемных покоев дежурный медбрат ответил мне, что такой-то валяется у них, весь в блевотине, что в крови у него установлено превышение содержания алкоголя. «Забирайте его», – сказал он. Я потребовал к телефону врача приемного отделения и объяснил ей, что у доставленного возможна диабетическая кома, так как он тяжелый диабетик, а вовсе не кома алкогольная, и посоветовал немедленно доставить его в реанимационное отделение.

Это было исполнено. Кома, несмотря на лечение, сохранялась еще сутки. Уровень сахара в крови оказался крайне низким. Рвота привела и к глубокой гипогликемии. Врачи вывели больного из комы и спустя трое суток в сопровождении матери отправили его домой.

На самом деле, он хоть и выпил немного, впал в кому не от этого. Милиция, усомнившись в передозировке алкоголя (надо сказать, что милиционеры в этом хорошо разбираются), отправила его в больницу, где он и пролежал 5 часов «в блевотине», вызывая лишь чувство брезгливости у персонала. А ведь все могло закончиться плохо.

В декабре 1988 г. в порядке оказания помощи пострадавшим от землетрясения мне пришлось работать в Ереванском военном госпитале. Это позволило наблюдать тяжелые формы синдрома длительного раздавливания с разнообразной патологией внутренних органов, прежде всего, сердца и почек. Однако, наблюдались и иные заболевания.

В реанимационное отделение госпиталя поступил солдат-«отпускник». После того, как произошло землетрясение, как известно, унесшее 25000 жизней и приведшее к появлению более 18000 раненых, в Армению хлынул поток армян со всего Советского Союза, в том числе и из воинских частей, родственников пострадавших. Прибывающие в Армению сталкивались, как правило, с тяжелым горем и нередко заболевали сами.

И вот однажды (было это 2.01.1989 г.) в реанимационное отделение поступил один такой «отпускник». Ездил в Спитак поклониться могилам, помочь оставшимся в живых и вдруг ослаб, появилась резкая жажда. Обратился в полевой госпиталь, развернутый в Спитаке. Было невероятно, чтобы до этого здоровый человек за сутки выпивал до 8 литров жидкости, да еще зимой. Поначалу даже думали – не симулянт ли (были такие, что изобретали способы подольше остаться на родине). Хватило ума отправить вертолетом в Ереванский госпиталь. Исследовали мочу – ацетон (+++). Еще немного и возможно началась бы диабетическая кома. Назначили инсулин, щелочи. Эндокринолог из республиканского эндокринологического центра подтвердил диагноз и откорригировал терапию. Лечение продолжилось в терапевтическом отделении. Вероятно, у молодого человека и ранее имелась готовность к появлению клинических проявлений сахарного диабета 1-го типа, а резкая психическая травма, связанная с пережитым, привела к декомпенсации латентно протекавшего заболевания.

Спустя две недели состояние больного нормализовалось, но он был признан негодным к дальнейшему прохождению службы.

Это было 1-го января 1963-го года. В новогоднюю ночь я впервые дежурил по клинике Н.С.Молчанова в областной ленинградской больнице. Под бой курантов (по радио) мы с дежурными сестрами выпили по рюмке водки. В клинике было спокойно, пациенты спали, и ничто не предвещало беды. Вдруг к нам прибежали больные и сообщили, что одному из пациентов в палате стало плохо, и его рвет кровью. Вбежав в палату, при тусклом свете лампочки, мы увидели сидящего на койке грузного больного, изо рта которого фонтанировала черная кровь. Пространство между койками было залито кровью. Я не знал, чем болен этот больной, так как в списке тяжелых пациентов он не числился, и вечером я к нему не подходил. Опытные, еще фронтовые, сестры сразу догадались, что у больного возникло массивное кровотечение из варикозных вен пищевода. А я не понимал, в чем дело.

Нам удалось лишь уложить больного, но минут через пять он умер. Сестры закрыли тело простыней, выкатили койку в коридор, вымыли пол в палате и погасили свет. Я отправился в ординаторскую изучать историю болезни умершего. Только здесь я понял, что больной страдал циррозом печени, и что я наблюдал кровавый финиш этого заболевания. Как же мало я знал тогда!

Таким выдалось мое первое дежурство по клинике и первое знакомство с пищеводным кровотечением. Незадолго до этого я прибыл из медпункта парашютно-десантного полка, в котором прослужил 7 лет, и серьезной подготовки по терапии у меня, конечно, еще не было.

Второе воспоминание относится к более позднему времени.

2004 г. Саратов. Моя клиника. В одну из палат госпитализировали женщину средних лет, страдавшую циррозом печени и желудочно-пищеводными кровотечениями.

Обследование подтвердило диагноз цирроза печени (хотя алкогольного анамнеза не было), при фиброгастроскопии были выявлены варикозно – измененные пищеводные вены. Особых опасений больная не вызывала. Но однажды днем у нее внезапно развилось массивное кровотечение. В этот момент я проходил мимо ее палаты. Рвало ее в раковину. Она так и стояла над ней, свесив голову и содрогаясь от рвотных толчков. Вскоре раковина полностью заполнилась темными кровяными сгустками и кровью. Стоять ей было трудно. Я вызвал лечащего врача (О.А.Шальнову) и дежурную сестру. Вместе мы перенесли ее на кровать и поставили перед ней большой таз. Кровь пролилась и на пол. Санитарка ворчала, что ей приходится все это убирать. Я даже отругал ее, указав, что в этом и состоит ее работа. Все, в том числе соседи по палате, были на нервах. Вызвали реаниматолога и перевели ее в реанимационное отделение. Там на какое-то время ей стало немного лучше. Кровотечение прекратилось, а возможно, ей уже нечем было рвать.