Гирш Смоляр - Мстители гетто

Десятилетнему Алику доставляет особенное удовольствие обманывать черных полицейских ворон и носиться между гетто и «русским» районом, как называют в гетто всю остальную часть города.

В гетто продают чуть ли не даром все, что можно продать: страх перед завтрашним днем невероятно велик. Заработков не будет, запасов нет, крестьян в гетто не пускают, евреям ходить на рынок не разрешается. Как же жить?

Вскоре, однако, положение становится таким, что думать даже о ближайшем дне не имеет никакого смысла. В гетто наступают жуткие ночи.

С наступлением темноты на улицах гетто не видать ни живой души. Ворота запираются на засов, — а ворота, которые создают иллюзию защиты, выросли повсюду, даже кособокие лачуги и те отгородились тяжелыми воротами, — люди собираются во дворах и начинается оживленная беседа обо всем, что произошло за день. Новостей много. В каждом дворе имеется кто-нибудь, знающий немецкий язык. Он рассказывает, что ему удалось вычитать из случайно найденной немецкой газеты, а слушатели комментируют все сообщения по принципу «читай наоборот». Затем приходит черед известиям, которые в шутку называют «известиями Ива» («Идн вилн азой» — «Так хочется евреям»). Согласно этим сведениям наши уже снова заняли Оршу и Борисов, а Минск «он» не успеет эвакуировать, так как город окружен… Имеются даже сведения, что наш авиадесант занял Барановичи… Люди не допускают сомнений. Это пока единственная моральная поддержка.

Один рассказывает.

— Вчера их поймали у юденрата и отвели на багажную станцию. Там им, 40 евреям, приказали толкать в гору заторможенный поезд, состоящий из тридцати с лишним груженых вагонов… Люди выбивались из сил, но поезд не трогался с места. В ход были пущены нагайки, хлеставшие по плечам и головам, но поезд от этого легче не стал. Тогда изверги начали стрелять. Несколько человек, обливаясь кровью, упало под колеса…

— Приказали носить торф на расстоянии 400 метров, — рассказывает второй. — Носили в ящиках. Когда проходили мимо надзирателей, те мелом помечали на ящиках, сколько уже перенесено. После восьмого раза надзиратели стали избивать тех, у кого оказалось меньше восьми перенесенных ящиков. Это продолжалось весь день. Люди теряли сознание от жары и мучительной жажды. Воды не давали. На обратном пути в гетто многих, полумертвых от усталости и побоев, пришлось нести на руках.

Все тише становится во дворе.

Вдруг тишину замершего гетто взрывает отчаянный многоголосый крик: «Спасите!». Кричат женщины, дети. Доносится револьверная стрельба, и снова становится тихо, еще тише, чем было раньше… Что еще принесет нынешняя ночь?..

Все чаще и чаще такие ночи в гетто. Где уж тут думать о завтрашнем дне?

На утро узнавали: в дом ворвались бандиты. Все, что можно было, унесли. Отца убили, брата тяжело ранили и, уходя приказали: — «Стоять лицом к стене! Не двигаться с места!» И люди стояли, как пригвожденные…

В другом доме гитлеровцы заставили девушек раздеться догола и плясать на круглом столике. Потом они их изнасиловали, а затем искромсали кинжалами…

Вслед за такими ночами наступили дни 14, 26 и 31 августа. «Единичные» случаи и нападения «неизвестных» бандитов сменились организованным окружением всего гетто. Началась погоня за мужчинами. Хватали всех, вытаскивали даже больных из кроватей, и гнали на Юбилейную площадь, которую в гетто прозвали «Шклафн-плац» — Площадь рабов.

Тысячи выловленных таким образом исчезали бесследно. О некоторых потом стало известно, что они находятся во вновь созданном концлагере на Широкой улице. «Малины» (убежища) приобретают особую популярность в гетто. Мужчины в те дни спасались только благодаря надежным укрытиям. Хаим Цукер в своей комнате на Апанской, 22, сделал двойную стену, за которую в течение нескольких минут могло скрыться несколько семей…

Никто в Минском гетто не питал иллюзий, что эти «малины» могут спасти от гитлеровских душегубов. Лишь некоторые субъекты старались внушать обитателям гетто надежду на то, что «авось обойдется», авось удастся переждать, что надо только «не шуметь». «Рецепт» этот ничьей боли не утолял. Советские люди не в этом видели ответ на сверливший мозги вопрос: что делать?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В гетто все упорнее становились слухи о том, что видные деятели партии и правительства находятся в Минске, что они скрываются и даже работают в учреждениях оккупантов, чтобы было легче вести работу, о которой никто открыто не говорил, но цель которой всем была понятна… Были в гетто люди, которые уверяли, что в Минске находится секретарь ЦК КП(б)Б тов. Ванеев. «Знают» даже точно, что он работает в немецкой городской управе. Другие рассказывали, что и тов. Козлов, руководитель минской областной парторганизации, находится где-то поблизости. Были живые «свидетели», которые «сами» видели проходившую по улице, закутанную в большой платок, тов. Уралову — наркома просвещения БССР. Все эти сведения, хотя и недостаточно проверенные, придавали бодрости населению гетто, с нетерпением ожидавшему желанного слова, указания, что делать. В минуты наибольшего отчаяния, перед лицом неотвратимой смертельной опасности советское население гетто ждало слова партии, освободившей еврейские массы от векового рабства, давшей им полное равноправие со всеми братскими народами Советского Союза.

Это слово Минское гетто услышало. Сначала — лишь очень ограниченный круг надежных людей, затем все более широкие слои… И, наконец, все население гетто получило возможность изо дня в день слышать голос Москвы, сталинское слово партийного руководства и руководства партизанского движения, начальником штаба которого был руководитель белорусских большевиков генерал-лейтенант П. К. Пономаренко.

Это было так.

В первый месяц существования гетто, в августе 1941 года, состоялось первое совещание, которое должно было решить, что и как делать. Мы выбрали квартиру с тремя выходами неподалеку от Юбилейной площади, на улице Островского. Если придется удирать, чтоб было куда, — подсказывал давний опыт тех из нас, которые когда-то были на подпольной работе. В этой части гетто наиболее оживленное движение и, значит, меньше опасности быть замеченным. Соседство с юденратом, который уже помещался в самом гетто, давало возможность во-время узнать, что творится в гетто. День был выбран воскресный, когда меньше хватают на принудительные работы. Возле квартиры дежурила вполне надежная и преданная нашему делу С. Ривкина, ленинградка, которая, как и многие из нас, не успела эвакуироваться из пограничной полосы. Ей в помощь было выделено несколько комсомолок, которые дежурили возле юденрата и ворот гетто, чтобы во-время предупредить об опасности.