Милтон Шульман - Поражение на западе. Разгром гитлеровских войск на Западном фронте

Победить в гонке к Ремагену у немцев не было ни одного шанса. Союзники неумолимо наращивали силы, и даже крушение моста Людендорфа 17 марта не повлияло на скорость их наступления. Немцы, как вошло у них в вынужденную привычку, бросали войска в бой частями. Хотя за десять дней на расширение плацдарма они бросили части почти десяти дивизий, включая три танковые, людей и вооружения хватило лишь на легкое раздражение решительно настроенных американцев. Затем в бесплодной попытке остановить наступление союзников немцы ослабили свою оборону вдоль Рейна севернее и южнее Ремагена, что привело к катастрофическому результату в решающей битве за Рейн. «Это расстроило все наши планы по длительной обороне Рейна, – заявил Геринг. – Оборона Рейна между Майнцем и Мангемом ослабла из-за того, что резервы были брошены к плацдарму в Ремагене. Это был страшный удар для Гитлера».

Вскоре ситуация стала еще хуже. 15 марта союзники начали третью фазу плана по очищению от противника левого берега Рейна. Как и в предыдущем случае, маневр координированно осуществлялся 3-й американской армией, наступавшей на юг с Мозельских плацдармов, и 7-й американской армией, продвигавшейся на север из Саара между Саарбрюккеном и Хагенау. На пути американцев широкой дугой между реками Мозель и Саар стояли 7-я и 1-я немецкие армии. Они состояли из двадцати шести дивизий: две из них танковые, а остальные главным образом недавно сформированные фольксгренадерские. Укрывшись в бункерах линии Зигфрида, эти формирования надеялись выполнить приказ Гитлера: удержать левый берег Рейна. Однако в этом самом коротком и катастрофическом для немцев сражении на западе огромное количество немецких солдат попало в плен, словно только и дожидалось этого момента. Немцы полагали, что 3-я американская армия продолжит форсирование Рейна в Ремагене, и ждали атаки с ремагенского плацдарма, поэтому прорыв танков Паттона с севера застал 7-ю армию врасплох. Встретившись с изолированными очагами сопротивления, колонны союзников, словно масло, разрезали необученные, ошеломленные фольксгренадерские дивизии, и к 25 марта, через десять дней после начала операции, весь западный берег Рейна был очищен от немецких войск. Положение немцев еще больше осложнилось тем, что войска генерала Паттона форсировали Рейн и южнее Майнца.

Сопротивление немцев ослабевало с каждой следующей фазой битвы за Рейн. 1-я парашютно-десантная армия севернее Рура сражалась упорно, но отступала, несмотря на все призывы Гитлера; правда, вполне упорядоченно. Между Руром и Мозелем сопротивление было менее ожесточенным, но при отступлении через реку сохранялось некоторое подобие порядка. Зато между Мозелем и Сааром царил хаос. Менее чем за две недели союзники взяли в плен около 120 тысяч немцев и захватили более 4 тысяч квадратных миль немецкой территории. Из двадцати шести немецких дивизий тринадцать сдались в плен почти полным составом, не сделав даже слабой попытки к сопротивлению. Учитывая вышеизложенное, стенания Геринга удивления не вызывают:

«Мы поверить не могли, что вы проникли через эти укрепления. Прорыв к мосту в Ремагене и его захват нанесли Германии страшный удар».

Март еще не закончился, а в распоряжении фон Рундштедта для грядущей битвы за Рейн оставалось почти на полмиллиона солдат меньше, чем в начале февраля. Большей части его солдат жизнь военнопленного показалась гораздо привлекательнее смерти фанатика, сражающегося за безнадежное дело: почти 350 тысяч немцев подняли руки на полях боев к западу от Рейна. Общее число немецких потерь со дня союзного десанта в Нормандии возросло до ошеломляющей цифры в два миллиона человек.

Решение рискнуть этими войсками не на том берегу Рейна Гитлер принимал единолично. Полевые командиры предупреждали его о возможных последствиях, но он прислушивался только к своей интуиции. «Фельдмаршал Модель не один раз просил фюрера отменить приказ об удержании линии Зигфрида любой ценой и каждый раз получал отказ, – сказал начальник разведотдела Моделя. – Тогда Модель предложил послать для обороны Рейна хотя бы двадцать дивизий, поручив им также роль сборных пунктов на случай отступления, но и это предложение было отвергнуто. В тот период казалось, будто в ставке Гитлера не знают, что делать, и полностью потеряли контроль над ситуацией».

Модель был не единственным генералом, чьи рекомендации постоянно отвергались. Фон Рундштедту до смерти надоела роль ретранслятора невразумительных распоряжений фюрера; он быстро превращался в номинальную фигуру, чья работа заключалась лишь в том, чтобы напоминать немецкому народу о прежнем блеске вермахта. Поскольку все стратегические и тактические решения принимал фюрер, а детали разрабатывались новым начальником штаба фон Рундштедта компетентным генерал-лейтенантом Зигфридом Вестфалем, старику практически нечего было делать. Ему все уже опротивело, и он страшно устал. Если кто-то еще и собирался спасать Третий рейх, то уж точно не фон Рундштедт. В середине марта фельдмаршала в третий раз отстранили от командования. На его место пришел фельдмаршал Альберт Кессельринг, бывший главнокомандующий на юго-западе. С достоинством, но не совсем твердой походкой сойдя с исторической сцены, фон Рундштедт мог найти некоторое утешение в том, что, хотя ему не удалось остановить союзников на западе, он командовал войсками успешнее, чем все остальные. А возможно, он радовался, что в возрасте семидесяти лет наконец удалился от военных дел.

После провала арденнского наступления окончательный разгром немецких войск на западе стал неизбежным, и это стало ясно всем в Третьем рейхе. Единственным, кто не желал прислушаться к приговору истории, был Адольф Гитлер. А поскольку в Третьем рейхе все зависело от него, немцы продолжали сражаться по инерции, судорожно и безнадежно. Нет нужды приводить выдержки из солдатских дневников и писем, чтобы понять моральное состояние войск, защищавших Рейн. Достаточно лишь вспомнить поток немецких военнопленных, упорно пополнявших союзные лагеря. В марте в плен ежедневно попадало более 10 тысяч немцев, количество, еще более катастрофическое для вермахта, чем в сентябре во Франции. Не всякая армия может выдержать такие потери за такой короткий срок. Вермахт после пяти лет войны уж точно не выдержал.

Из пополнения, которое наскребли всеобщей мобилизацией осенью 1944 года, только молодые парашютисты оправдали возложенные на них надежды. Фольксгренадерские дивизии, необученные и лишенные энтузиазма, могли вызвать лишь сожаление. К югу от Мозеля шестнадцать из этих дивизий оказали самое слабое сопротивление из всех войск на западе. Растаял и миф о фольксштурме как носителе тевтонского духа. Эти старые и больные люди в нарукавных повязках, народное ополчение Германии, практически не участвовали в сражениях к западу от Рейна. История 41-го батальона фольксштурма, призванного на защиту последних рубежей рейха в начале марта, типична для этих формирований по всему фронту. Говорит командир этого батальона: «В моем батальоне было четыреста человек, и нам приказали идти на фронт в гражданской одежде. Перед боем батальону выдали сто восемьдесят голландских винтовок без патронов. Мы также получили четыре пулемета и сто фаустпатронов. Никто из моих людей не умел стрелять из пулемета, и все боялись фаустпатронов. Хотя все мои люди хотели помочь своей стране, они отказывались идти в бой без военной формы и предварительного обучения. Что может сделать фольксштурмовец с винтовкой без патронов! Они отправились по домам. Только это им и осталось».