Александр Соловьев - Ограбления, которые потрясли мир

И все же настоящим основателем жанра криминальных мемуаров был знаменитый Эжен Франсуа Видок, который за свою бурную жизнь успел побывать и вором, и заключенным, и сыщиком.

Видок, родившийся в 1775 году в обеспеченной семье, в годы Великой французской революции служил в республиканской армии, но после нескольких лет службы то ли демобилизовался, то ли просто дезертировал. Так или иначе, но власти сочли его дезертиром и посадили в тюрьму, откуда он благополучно сбежал. С тех пор в течение многих лет Видок зарабатывал на жизнь самыми неблаговидными способами. Со временем Видоку все же надоела жизнь беглого преступника, и он начал сотрудничать со следственными органами, сдавая полицейским своих подельников одного за другим. Полицейские своего информатора ценили и даже предложили ему попробовать себя в роли тюремного провокатора. Видок не стал возражать и отсидел почти два года, бесперебойно «стуча» на своих сокамерников.

После этой отсидки Видок сделался платным полицейским агентом и благодаря своему знанию преступного мира быстро превратился в грозу парижских уголовников. Сам Видок любил повторять: «Преступники неизобретательны. Они всегда повторяют одни и те же трюки», а трюки эти бывший зэк и бродяга знал наизусть. Наконец в 1812 году ему доверили возглавить особое подразделение криминальной полиции, которое должно было выявлять преступные элементы, работая под прикрытием. Видок укомплектовал кадры в основном бывшими уголовниками и с великим рвением принялся за очистку французской столицы. В результате его деятельности к 1820 году уровень преступности в Париже снизился на 40 %, а уцелевшие нарушители закона трепетали от ужаса при одном упоминании имени всесильного полицейского начальника. По крайней мере, существует легенда, что когда Видок лично обшаривал притоны и ночлежки, ему было достаточно лишь назвать свое имя, чтобы присутствовавшие воры и бандиты послушно вышли вперед и чистосердечно признались в содеянном.

Количество неправдоподобных легенд о Видоке вообще превышает разумные пределы, впрочем, все они берут начало из одного источника – мемуаров самого Видока, которые увидели свет в 1826 году. Автор честно признавался, что история его жизни местами сильно приукрашена неким писателем, которого он нанял в качестве «литературного негра». И в самом деле, книга изобиловала романтическими подробностями вроде грозы при рождении героя, темных предсказаний гадалок и т. п., но читающая публика – в том числе и Пушкин, требовавший от друзей срочно прислать ему мемуары Видока, – была в восторге от возможности заглянуть в мир криминала и не стала слишком придирчиво выяснять, где кончается правда и начинается художественный вымысел.

Мемуары Видока породили спрос на криминальные истории, чем воспользовались многие писатели, начиная с Эдгара По, который справедливо считается отцом детективного жанра. Но публика жаждала не только детективов, но и подлинных историй настоящих тюремных сидельцев. И такие истории со временем появились.

Хотя жанр тюремных мемуаров зародился во Франции, свое развитие он получил в странах англосаксонской культуры, где традиционно высоко ценятся профессионалы, которые «сделали себя сами». Такими-то «профессионалами» и начали себя изображать различные карманники, домушники и медвежатники, взявшиеся за перо.

Первая волна криминальных мемуаров появилась в США в начале 1890-х годов, когда страна уже привыкла к бесконечным коррупционным скандалам и крупным биржевым аферам, на фоне которых делишки грабителей и воров выглядели чуть ли не невинными проделками. В ту пору мало кто в США сомневался в порочности представителей власти и в злонамеренности крупных монополистов, и бывшие преступники, взявшиеся после отсидки за перо, дали публике то, чего она ждала, – скандалы и разоблачения.

Бывший грабитель Джордж Уайт, прославившийся налетами на банки, подробно описал в своих воспоминаниях теплые отношения между бандитами и полицейскими: «Когда я приехал в Нью-Йорк, партнерство между полицией и профессиональными преступниками было уже давно налажено. Жирные, тощие, большие, маленькие, длинные и короткие лапы копов торчали отовсюду, ожидая взяток… Если коп получал от одного жулика больше, чем от другого, он начинал жадничать, и тому второму приходилось худо». Зато воровской мир в сочинении Уайта выглядел как собрание вполне достойных людей – «грабителей, взломщиков, воров, крупных мошенников и иных профессионалов высокого класса».

Уайту вторил вор Джордж Бидуэлл, с удовольствием повествовавший о том, как полицейский давал ему наводку на жилище немецкого ювелира, а также рассказавший о том, как нью-йоркский общак отдавал дань уважения одному из крупных местных политиков. По словам мемуариста, воры подарили отцу города большую серебряную чашу, причем передавал подарок суперинтендант нью-йоркской полиции.

Подобных текстов в те годы было выпущено немало, и читатели относились к ним с большой благосклонностью, поскольку в них говорилось о том, о чем и так все догадывались, – что копы продажны, что политики лживы, а преступники – чаще всего лишь несчастные люди, загнанные системой в угол.

Волна преступных мемуаров достигла своего пика в начале ХХ века, но вскоре пошла на спад, поскольку в 1920-е годы светлый образ преступника в глазах простых американцев заметно потускнел. Бесконечные кровавые разборки времен сухого закона и нищета эпохи Великой депрессии мало способствовали росту популярности нарушителей закона. Но даже в эти непростые времена некоторые обитатели тюрем ухитрялись добиться общественного признания, а также заработать деньги, не выходя из камеры.

В 1909 году началась тюремная карьера Роберта Страуда, который стал первым заключенным, добившимся мировой известности – не вопреки, а благодаря своему пожизненному сроку.

Страуд был обычным уличным подонком без образования и перспектив когда-либо получить достойную работу, который подрабатывал различными криминальными промыслами, включая сутенерство. Однажды клиент, не пожелавший расплачиваться, избил проститутку Китти, находившуюся под патронажем Страуда, после чего тот хладнокровно застрелил дебошира. Сутенер сел на 20 лет, но не успокоился. Страуд постоянно дрался с охраной и другими осужденными, пырнул заточкой одного из заключенных, наконец зарезал надзирателя, после чего получил смертный приговор. В 1918 году казнь была заменена на пожизненное заключение, и Страуда как особо опасного преступника пересадили в одиночку. Тут-то для откровенного психопата и убийцы и началась новая жизнь.