Тревор Равенскрофт - Копье судьбы

Прослеживая взлеты и падения древних цивилизаций, он заметил, что духовные способности человека с течением времени ослабевали. Он пришел к выводу, что прежняя радость магических отношений человечества со Вселенной была забыта, а в мифы и легенды со скрытыми в них доказательствами этой идиллии больше никто не верил.

В отличие от римско-католических священников («злобствующие паразиты») и пуританских пасторов («по-собачьи покорные и льстиво улыбающиеся, стоит с ними заговорить»), Гитлер не признавал за историей древних евреев какого-либо положительного влияния на историю человечества. И он начал винить евреев в появлении материализма и фальсификации всего, что ценил древний человек.

Когда Гитлер взялся рассматривать значение Христа и христианства, то дух Антихриста, столь мощно заявивший о себе в последних работах Ницше, завладел его богатым воображением. Собственно, о ценности христианства ему рассуждать не пришлось, потому что это уже превосходно сделал Ницше: «Религия для рабов, слабаков и высохшей расовой пены!»

Интерес к мифологии и ранней истории германцев пробудила у Гитлера фантастическая гениальность Рихарда Вагнера. Величественное «Кольцо Нибелун-га» — грандиозный цикл из четырех опер — наполнило юного Гитлера гордостью за его германских предков и арийскую кровь, которая течет в его жилах.

Рихард Вагнер, личность потрясающего таланта и почти волшебной силы воображения, мыслил себя пророком, который должен пробудить немцев, чтобы они стали достойными своих великих предков.

В заключительной опере «Кольца» — «Гибель богов» — рассказывается, как жажда наживы привела к опустошению Валгаллы, последовавшему за страшной кровавой битвой между богами и людьми. Но, согласно пророчествам, горн стоящего на страже врат между богами и людьми Хеймдалла когда-то протрубит вновь, и немецкий народ очнется от летаргического сна. И Адольф Гитлер с волнением находил в религиозных текстах, мифах и легендах почти всех древних цивилизаций подтверждения тому, что этот интеллектуальный и материалистический мрак когда-то развеется. Многочисленные источники указывали на XX век как на время великого духовного пробуждения человечества.

В еще больший восторг, чем замысловатые пророчества древних, приводили Гитлера высказывания почитаемого им Ницше о «сверхчеловеке», «расовой элите», «властелине Земли».

Но сверхчеловек появится только через преодоление человеком самого себя. Ибо человек — это мостик между животным и богочеловеком. Достоинства сверхчеловека должны влиться в кровь человека, чтобы он благословил самого себя на подвижнический труд и исполнил предначертанное самой Земле — создание сверхчеловека.

В начале 1910-х годов Гитлер прозябал в нищете, пока не превратился в самого настоящего оборванца. На него искоса, как на подозрительного бродягу, начали посматривать владельцы кафе, где он подкармливался, библиотекари, швейцары и, конечно же, облаченные в униформу служители сокровищницы Хофбурга.

Но молодому человеку, который стоял перед Копьем Лонгина и почти предвидел свое будущее, было наплевать, что думают о его потрепанной одежонке и затруднительных обстоятельствах посторонние. Гораздо больше его волновало другое: обретение новой формы сознания, благодаря которой он мог бы постичь духовную природу Копья и еще лучше понять собственное предназначение.

Хорошо известно, что Гитлер изучал различные системы йоги и быстро смекнул, что позы йоги и секреты правильного дыхания придуманы для людей Древнего Востока. В этих людях эгоистическое чувство не было достаточно сильно, а их интеллект не очень развит, аскетизмом же и медитацией они пытались очистить тело до такой степени, чтобы оно стало оком души.

Адольф Гитлер оказался тогда в таком же положении, в какое попадают современные молодые люди, стремящиеся расширить свое восприятие, не прибегая к помощи наркотиков. Он не мог найти в многочисленных древних текстах точки опоры для доступа к трансцендентному сознанию и никакого способа легко и быстро переделать самого себя, чтобы подавить обычное доминирование чувств и вызволить интеллект из чувственных оков.

Он не сомневался, что тайна Копья Лонгина связана с необычным кровавым таинством и некоей новой для него концепцией Времени. Он спрашивал себя, где же в истории или в современности можно найти уникальный западный путь к трансцендентному состоянию сознания.

Ответ обнаружился в неожиданном месте. Неожиданном потому, что находилось оно буквально под носом. Это была опера Вагнера «Парсифаль», в основе которой лежала легенда о Святом Граале.

«Парсифаль», последняя большая работа Вагнера, была уникальным переложением поэмы о Граале Вольфрама фон Эшенбаха — поэта и миннезингера XIII века. И в этих средневековых стихах Адольф Гитлер, как ему казалось, нашел то, что искал: предначертанный Западу путь к трансцендентному сознанию и новому ощущению Времени. Рихард Вагнер искал драматическую форму для легенды о Святом Граале и сосредоточился на борьбе между рыцарями Грааля и их противниками за овладение Святым Копьем — Копьем Лонгина, которое пронзило тело Христа!

Чтобы увидеть «Парсифаль» Вагнера, Гитлеру пришлось ждать несколько томительных месяцев, пока оперу не исполнили в Венском театре.

Сидя на галерке, Гитлер пленился величественной музыкой, но домой он вернулся, раздираемый противоположными чувствами — восторгом и досадой. И он вдруг уяснил причину своей досады. Его мутило от христианских клятв и сострадательных идеалов рыцарей.

Гитлеру не составило труда понять, что главная тема «Парсифаля» Вагнера — Копье Лонгина — возникла благодаря экспонату из Хофбурга.

Рихард Вагнер и Фридрих Ницше специально приехали в Вену, чтобы увидеть Копье Откровения. Но эта поездка имела для обоих печальные последствия. Дело в том, что на Копье и на смысл легенд о нем они смотрели прямо противоположным образом, и из-за этого прежде крепкая дружба великого музыканта и циничного философа дала трещину. Сначала каждый из них познал горечь одиночества, а потом нарастающая взаимная ненависть привела к бурным публичным спорам, и зарождающийся пангерманский мистико-языческий идеализм погиб еще в колыбели.

Благодаря великому скептику и критику, блистательному рассказчику Ницше, хорошо известны детали их последней встречи. Неожиданно выяснилось, что Вагнер в то время понятия не имел об отвращении, которое Ницше испытывал к его суждениям о Христе, и сделал главную тему «Парсифаля», опираясь на свой собственный религиозный опыт раскаяния и возвращения в лоно христианства (все это, разумеется, при допущении, что Иисус был рожден не евреем, а принадлежал к арийской расе).