Александр Карелин - Регистан где-то рядом (сборник)

– Все, Мариночка, вы теперь будете весить гораздо меньше. Мы убрали вашу «бяку». Все получилось! Вы родились в рубашке, ей Богу! Вас ждет еще счастливая жизнь впереди! – Невский откровенно радовался. Еще немного промедления, и живот наполнился бы гноем. – Продолжайте вашу исповедь. Поверьте, мы все вас слушаем. Все, зашиваемся послойно, – бросил он уже Татьяне.

– Ладно, я уже заканчиваю. Мне так хотелось семейного счастья, хотелось найти отца для дочки. А на заводе, увы, не было кандидатов. Два года на заводе пролетели не заметно. В конце лета 81-го я случайно встретила подругу по школе. Она приехала в отпуск из Афганистана, работала там официанткой. Рассказывала настоящие сказки о чудесной жизни за границей. Одним словом, она меня и уговорила ехать сюда. Я уволилась с завода, уже приличные деньги на книжке накопила. Все это маме оставила. Вместе с подругой ходили по кабинетам в военкомате. Меня даже один офицер отговаривал ехать. Но я бросилась, как в омут с головой. В Кабул я, как подруга, не попала. Направили в Кандагар. А мне было все равно. Это ведь было чуть более года назад. А тогда в Союзе ничего не писали о войне в этой стране. Я ехала совершенно спокойно, вот и мама за меня не волновалась. Осталась одна со своей внучкой, ждет вот скоро в отпуск меня. Им ничего об этих трудностях не пишу, зачем расстраивать? Второй год здесь работаю, а своего суженого так и не встретила. Верю в это все меньше и меньше.

– Да, – отозвался Невский, тщательно сшивая мышцы, – я, когда уезжал в июне в Афганистан, то запомнил последнюю программу «Время»: шел репортаж из этой страны и корреспондент взахлеб рассказывал о ликвидации «последней банды душманов». Он закончил словами: «Над Афганистаном теперь сияет чистое и мирное небо над головой!»

– Ты ехал, хоть говорили о прошлых боевых действиях, а я ехал в декабре 80-го, то даже намека не было на войну в стране. Все хорошо, а солдаты садят деревья и вообще маются от безделья! – вступил в разговор Николай Сергеев, помогая Невскому накладывать швы.

– Шьем кожу, накладываем тонкий косметический шов, но резинку в угол раны все же поставим. Уберем позднее. – Невский обратился к операционной сестре. Та лишь согласно кивнула головой.

– Ну, вот и все! Всем спасибо! – произнес оперирующий хирург, спустя несколько минут.

– Что, уже все? Ой, как я рада, что все позади! А было почти не больно, это я немного преувеличивала от страха, а за разговором и время пролетело незаметно. Куда мне теперь?

– Вас положим в палату реанимации.

– Что, все так плохо?! – тут же испугалась Марина.

– Все хорошо, но больше вас некуда положить, наша единственная палата женская и та сейчас заполнена офицерами. Все-таки дамы у нас редко лечатся. Ничего, полежите пока там, а потом видно будет.

Санитары вкатили каталку, переложили прооперированную и повезли в указанную палату.

Невский размылся. Доложил начальнику отделения о результате операции. Опытный Зыков нервничал, даже не пошел домой все эти шестьдесят минут операции, дожидался в ординаторской. Обсудили с ним назначения лекарств для Марины. Только после этого он ушел домой.

Старший лейтенант мысленно прошелся по все этапам операции, записал ее в журнал, а затем в «Историю болезни». Надо бы поесть – без ужина сегодня. Но ничего, позже еще чай в комнате попьет. А пока надо проведать Марину.

В реанимации горел дежурный свет. Женщина лежала в палате одна на ближней к выходу кровати. Она тихо плакала, размазывая слезы по лицу.

– Что случилось? – изумился хирург.

– Мне страшно! Вдруг швы разойдутся, и я умру. Что будет с моей дочкой?!

Невский сразу успокоился. Заверил молодую женщину, что шил «на совесть» лучшими иглами и лучшими кетгутовыми и шелковыми нитями. Можно поставить ей «знак качества» на животе и еще подписать – «гарантия 3 года!». Марина улыбнулась шутке. Попросила посидеть еще с ней. Александр поискал глазами табуретку, не нашел. Осторожно присел рядом на кровать. Взял руку, посчитал пульс – в пределах нормы. Она перехватила руку своей мягкой, теплой ладошкой, тихонько пожала, так и не отпустила.

– Расскажи, как становятся хирургами в армии. Ты им сразу стал или специально научили? – Они не заметно перешли на «ты».

– Нет, что ты. Конечно не сразу. Научить ничему нельзя, можно только научиться. Сам захотел – научишься. А военных врачей готовят на четырех военно-медицинских факультетах страны: Горький, Саратов, Куйбышев, Томск. Туда по желанию отбирают мужчин-студентов (говорят, будут и женщин) после четвертого курса обычного медицинского института. Последующие два года они уже в качестве военных слушателей учатся на пятом и шестом курсе этого факультета. Я заканчивал в Томске. Туда собирают ребят из мединститутов Сибири, Дальнего Востока и Урала, я ранее учился в Свердловске. Выпускник получает диплом военного врача по специальности – военно-профилактическое дело и направляется служить уже в войска. Есть другой путь: поступить на первый курс в Военно-медицинскую академию им. С.М. Кирова в Ленинграде и проучиться там все шесть лет. Наконец, некоторых выпускников медицинских институтов призывают на два года в армию офицером (если они получили звание на военной кафедре ранее), а часть из них так и остается потом служить на все 25 лет. А вот уже послужив в войсках, молодой медик может изъявить желание учиться по специальности в интернатуре в течение полугода. Так и становятся хирургами или терапевтами. В моем случае так и было – закончил интернатуру по хирургии, предложили место в госпитале в Печоре, где я и начал служить с сентября 1980-го. Далее оттачиваешь свои навыки в работе. У меня были отличные учителя-хирурги отделения. Назначали и дежурным хирургом, правда, сначала со старшим товарищем, потом доверили самостоятельно дежурить. Так и набирался ума-разума. Хирургия – это ведь навыки, надо «руку набить», чем больше, тем лучше.

– А что, от аппендицита умирают?

– Бывает, если поздно за помощью обращаются. Вот протяни ты до завтра, не знаю, чем бы все закончилось. Был такой известный хирург в стране еще в 1970-е, Колесов. Настоящее светило, особенно в области аппендицита, называл его «великий хамелеон», так как этот недуг любит под другие маскироваться. Написал известную монографию об аппендиците, она у меня есть, изучил основательно. Именно в ней я и прочитал о необходимости измерять температуру через прямую кишку, это нам здорово помогло, как видишь. Так вот, этот Колесов сам умер от аппендицита. Не смог у себя определить, поздно спохватился, а коллеги не смогли его спасти.