Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

В начале марта вместе с десятью всадниками Хмельницкого к Хортице выступили четыре тысячи воинов Тугая-бея и это уже была победа, которой нельзя сложить цены. Богдан уже знал, что на днепровском острове его ждут почти четыре тысячи хлопцев, которых герои-полковники день и ночь готовят к боям и в шуме учебных схваток тонут слова некоторых запорожцев о том, что «будет ли хорошо, чтобы нам поганых себе брать за опекунов». Гетман гнал своего верного боевого коня и молчал. Никто и никогда не должен знать его мыслей, а противник будет узнавать о его ударах только тогда, когда они его поразят. Держись, Тимоша, крепись, хлопчисько, не спи, не ешь, набирай мне союзников в Бахчисарае. Скоро увидимся, живые или мертвые.

Летел Богдан к Хортице, и взбивали за ним освободившуюся уже от снега степь Дикого Поля десятки тысяч копыт коней союзной казакам орды, и летела впереди грозного войска удивительная чутка о том, что запорожцы и татары вместе идут бить ляхов. В марте 1648 года Украина вдруг поняла, что во главе ее встал гений, и с упоением читала слова его первого универсала, отправленного еще от Перекопа:

«Не подчиняйтесь больше своим начальникам, как невольники вы, чьи отцы не признавали никаких панских законов и не подчинялись никаким королям. Против учиненных нам кривд нет другого способа защиты, как только силой и страхом смерти сломить поляков. Идите на Запорожье, на днепровский Низ и ударим на ляхов, казаки и посполитые, сразу и совместно.

Что же касается меня, то я не буду жалеть ни жизни, ни силы и готов на всякую опасность, все отдам для общей свободы и блага. Душа моя не успокоится до тех пор, пока не достигну того, что я определил высшей целью жизни».

Летели на Украину универсалы гетмана Хмельницкого и летели наперерез им мерзкие указы опоздавшего навсегда гетмана Потоцкого: «напоминаю, чтобы все ушли от этого Богдана, схватили его и отдали в мои руки. Если вы не исполните моей воли, я прикажу отобрать все ваше имущество, а ваших жен и детей вырезать».

Очумелый от пожизненной вседозволенности Потоцкий забыл или никогда не знал, что мокрый дождя не боится. Слова хмельницкого универсала всколыхнули Украину и, наконец, стали слышны в оглохшей уже давно Варшаве разумные речи:

– Вы видите, как на Днепре все затихло, как бывает перед страшной бурей? Этот сильный и отважный народ не будет молчать из вечной робости и страха и если он притих – значит готовит ужасную месть. Вам кажется, что удушливый шляхетский натиск неостановимо охватывает эту налитую обилием страну и вот-вот навсегда накроет угнетенный вами народ? Это вам только кажется. Украина зловеще онемела и затихла в мертвом молчании. Вы, панове, думаете, кто больше везет – на того и поклажа? Смотрите, вельможные, таскал волк овец – потащили и волка!

Заревела на Днепре уродзонно-ленивая шляхта:

– Свобода Речи Посполитой незыблема! Она безладьем живет и беспорядком славна! Будем беречь свою золотую свободу и свои интересы, не допустим убытков благородному панству. Жизнь одна и нам, шляхте, милей всего пиры, женщины и охота на зверей и людей. Плевать мы хотели на королей и законы, а хлопов – на колья! Украина наша по праву захвата! Jus occupandi!

Ревели по корчмам и маенткам паны, летели с пьяных столов келехи и чары, решали в Варшаве и Кракове, мятеж ли грядет или это просто мыльный пузырь обобранного чисто по-польски чигиринского сотника, и с декабря по апрель не делалось ничего для предотвращения бунта-не-бунта, и орали от Вислы до Днепра пышные уродзонные паны:

– Пусть хлопы собираются, как муравьи, до одной кучи, легче будет сразу сапогом раздавить. Предосторожности в борьбе с быдлом постыдны для шляхты!

Среди грохота бездельных разговоров тех, кого ожидало пекло, среди уже завесенившейся степи летел к Хортице маленький отряд Богдана Хмельницкого и сам гетман своими неостановимыми мыслями уже был в заждавшейся своего героя родной Запорожской Сечи.

Эх, паны-панята, с кем вы пробуете играть в жизнь и смерть? С лучшим учеником гениального Игнатия Лойолы, изучившим до шнура Турцию, Крым, Речь Посполитую, Москву и всю Европу, с умнейшим и отчаянным воином Великого Конде, гетманом, без памяти любящим ридну неньку Украину? Да сколько же вы, панята, высосали мальвазии и старки и как же влезло в ваши ненасытные утробы такое количество? Смотрите, обожравшиеся безнаказанной алчности ляхи, заносите в ваши коронные анналы и хроники – урок контрпровокации и политической интриги дает вам Богдан Великий!

Шляхта, наконец, идет в казацкую школу

Эх, паны-панята, с кем вы пробуете играть в жизнь и смерть? С лучшим учеником гениального Игнатия Лойолы, изучившим до шнура Турцию, Крым, Речь Посполитую, Москву и всю Европу, с умнейшим и отчаянным воином Великого Конде, гетманом, без памяти любящим родную Украину? Да сколько же вы, панята, высосали мальвазии и старки и как же влезло в ваши ненасытные утробы такое количество? Смотрите, обожравшиеся безнаказанной алчности ляхи, заносите в ваши коронные анналы и хроники – урок контрпровокации и политической интриги дает вам Богдан Великий!

В самом начале апреля Богдан Хмельницкий примчался на Хортицу, и рядом с ней в трех километрах от Запорожского острова стала лагерем орда Тугай-бея.

На берегу Днепра кипела работа. Хлопцы выдалбливали для боевых чаек громадные стволы вековых лип, пилили на доски ясени и берестки, смолили и паклевали уже законченные челны, рубили высокие статные дубы и грабы на мачты, ясени – на рули. Везде стучали топоры и молоты, в котлах пузырилась смола, стоял шум и гам, треск падающих деревьев. На приготовленных площадках белели аккуратно сложенные паруса, стояли небольшие орудия-фальконеты. На чайках готовили жестью и войлоком боевые отделения, закладывали в них бочонки пороха, небольшие ядра, мешки пуль, запасное оружие, багры, крючья, веревочные лестницы с цепкими железными кошачьими лапами для абордажного боя, целые чувалы с харчами и бадьи с пресной водой.

Готовые чайки стояли на Днепре по три в ряд, впереди каждых девяти чаек качалась десятая куренного атамана, а во главе боевого клина – чайка походного, наказного гетмана. На каждой чайке было по два петуха-пивня, для подачи сигнала к атаке, и окованные железом бревна, чтобы рвать цепи через Днепровский лиман у Очакова.

На чайках увидели своего гетмана и на атаманском челне ахнул фальконет. На боевых судах взвились паруса, гребцы дружно опустили море весел в светлую днепровскую воду. Чайки вздрогнули и могучим правильным клином заскользили вперед. Сильные удары весел рассекали воду Славутича и они, вспененные, бежали за казацкими судами. Попутный ветер бил в белые паруса и ускорял бег чаек и Хортица нескончаемой лентой летела за корму. Видел Богдан Хмельницкий, что летят казацкие боевые корабли на бури и грозы, на рев разъяренных волн и смех бешеной смерти. И гремела над Днепром старая запорожская песня: