Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

– Ясносвященные сенаторы и ясновельможные паны послы!

Много кривд, горя и слез претерпела и уже пролила наша бедная Украина, вместо миролюбия и единения народов окутанная темной силой деспотий, нетерпимости и злобы. Гонимые и утесняемые братья ваши узнали в Речи Посполитой не родную мать, а злую мачеху.

Наш знаменитый и древнейший украинский народ несмотря ни на что жил в единении со своими польскими собратьями и оказал множество услуг Речи Посполитой. Но снова и снова из мрачных бездн поднимались черные тучи и закрывали нам солнце. Сорвались с цепи сатанинские силы и начали сеять в шляхетских сердца злобу и ненависть. Вооружившись гвалтом, поднялись на нас и на наши святыни дерзновенные руки, растоптали все договоры и повергли всю Украину в плач и стенание. И так неласковый к нам закон совсем стал не закон, и смеются над ним паны и нарушают все наши права, приравняв украинцев к псам.

Благородные и ясновельможные владыки, князья и паны! Преклоните к нам сердца ваши, чтобы не совершилось сказанное пророком: «И слезы их обратятся в камни и стрелы, а стенания – в огонь!»

В Святом Писании сказано, что бессмысленно метать бисер перед свиньями, что в народном переводе звучит, как «посади свинью за стол, она и ноги на стол». Орущий сейм едва дослушал разумные казацкие речи и над бесконечными готическими сводами задымился и разгорелся мутным пожаром шляхетный лай:

– Не уступать схизматам, не уступать ничего! Ни пяди не уступать! Мы и так были слишком вежливы с быдлом! Огнем и мечом их! Украинская земля – наша, а значит, все что на ней – наше!

Среди хаоса истошных гоноровых воплей опять в зале раздались умные посольские слова:

– Вы стремитесь насилием обратить нас в подъяремных волов, а какой смысл волам защищать ярмо и бич угнетателя? Мы бросим ярмо и уйдем от плуга. Нам, волам, в случае опасности лучше не защищать, а убить злобного угнетателя и разделить землю.

Опомнитесь, если можете, яснейшие паны, взойдите на свои высокие замковые башни и оглянитесь вокруг Речи Посполитой. С севера на нее косятся шведы, с востока сторожит обиженная Москва, с запада не зевают немцы, с юга терзают нас татары и турки. Опомнись, шляхта! Усмири, если можешь в своем сердце злобу, разломи железо неволи и скажи, наконец: «Правда и воля всему народу Речи Посполитой и тогда не будут страшны нам никакие враги!»

И еще раз попытались казацкие послы достучаться до неприспособленных для этого шляхетских депутатов, соли Польской Короны:

– Вы хотите сделать из казаков, этих львов, которые во всех битвах бились в самом огне, своих непримиримых врагов? Это смертный приговор Речи Посполитой самой себе. Ваше своеволие и презрение к народу ляжет позорным пятном на Польскую Корону, которая не вытравит это пятно навеки.

10 июля 1648 года сейм ответил Войску Запорожскому почти единогласным ревущим воем:

– Начать решительную борьбу с взбунтовавшимися казаками. Захватить и отослать в Варшаву в цепях изменника Хмельницкого и тогда мы, возможно, убьем не всех бунтовщиков и их пособников.

Сейм объявил в государстве сбор шляхетского ополчения и набор новой армии. Во главе огромного войска, вместо находившихся в татарском плену после Корсунского позора гетманов, сенат, кажется трезвый, поставил триумвират региментарей – ленивого сандомирского воеводу Доминика Заславского, дипломата и коронного подчашего Николая Остророга и врага Хмельницкого, коронного хорунжего Александра Конецпольского. Чтобы заместителям гетманов было не так скучно тупо посылать солдат на казацкую смерть, сенат, кажется не трезвый, приставил к триумвирам тридцать два (мы не шутим!) военных комиссара с неопределенными властно-контролирующими полномочиями.

Узнав об очередном сеймовом идиотизме, Богдан Хмельницкий засмеялся, и вслед за ним хохотала и Украина, и Великое княжество Литовское, и вся Речь Посполитая: «Князь Доминик – перина, подчаший – латына, хорунжий – дытына. Эти тридцать пять командующих успешно проиграют не одно, а тридцать пять сражений. У панов бог ум отнял. Каждый хочет быть старшим, а где старших много, там войско нездорово. У шляхты в хоругвях будет больше золота и серебра, чем свинца, как будто собирается она не на смертельную битву, а на свадьбу!»

Сенат, наконец, определил, что Украина поднялась и справа и слева от Днепра, а все посполитые, все как один, повторяют «Эй, ляше – по Случь наше», потребовал у Хмельницкого, который не переставая ловил и казнил мародеров, унять «варварскую неорганизованную толпу во главе с вождем сумасшедшего плебса Кривоносом». В ответ на том самом Масловом Ставу гетман в присутствии наблюдателей из разных стран провел созданный им смотр украинской армии, на котором в тридцати полках стояли восемьдесят тысяч казаков и посполитых, с батареями из ста орудий, четырех тысячная крымская орда Карач-бея и многочисленные отдельные крестьянские и мещанские отряды. На смотру Богдан Хмельницкий торжественно вручил «вождю бешеного плебса» позолоченную и всю в драгоценных камнях саблю с рукоятью из белого рога со словами:

– За твою службу народу от всего казацкого рыцарства – путь не дрогнет твоя рука, как не дрожала до сих пор.

Сенату гетман публично ответил, что “зачем же вы так допекли людей, зная, что народ унять нельзя”, и потребовал у Варшавы унять Бешеного Ярему, который вместе со своим смертельным садистским табором, с удовольствием вешал на шеи посполитых ожерелья из отрубленных голов их детей и с наслаждением зажигал «казацкие свечи», привязывая хлопцев к столбам, обматывая их соломой, обмазывая смолой и затем устраивая живые костры.

Уже многие люди понимали, что государство, массово рождающее и не наказывающее своих нравственных выродков, вроде Иеремии Вишневецкого, было обречено. Туда и дорога, воздух в Европе будет чище, говорили по всему старому континенту от моря до океана. Казаки и посполитые понимали, что вместе с невменяемой польской шляхтой они на одной земле жить не могут. По всей Речи Посполитой гремели убийственные по своей справедливости слова Богдана Великого:

– Вы, панове-шляхта, позор Польской Короны. Вы исчадия ада и сатанинские выходцы, издевающиеся над людьми, как над собаками. Для вас нет ничего святого и дорогого, кроме своего бездонного брюха. Добре, ожидайте, доберемся мы и до вашего брюха. Вы не благородная шляхта, вы разбойники и губители отчизны, топчите закон ногами и смеетесь над ним, собирая из судебных постановлений себе бумажные кунтуши. Ну что же, посмеемся над вами и вашими мерзкими и пустыми харями – пыками и мы. Все пойдем, все встанем против вас, потому что давно горит огнем в груди наша боль. Вы жжете нас, без разбора и счета льете кровь верных слуг отчизны и вызываете на вас пароксизм нашей ярости. Ни закона, ни правды у вас нет, а только озера и реки нашей крови.