Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

Он стоял один на берегу реки, знатный шляхтич, великолепный, прекрасно образованный, инженер-фортификатор, спокойный как сама польская смерть, и это было так страшно, что передовые колонны польской армии вторжения, вывалившееся на снежную полосу заледенелого Южного Буга, мертво остановились. Все солдаты хорошо знали, кто этот одинокий всадник в блестящих доспехах, уже давно вызывавший у них ужас и одеревенение всех членов.

«Богу-у-у-у-у-н» – эхом раскатилось по всей линии жолнеров, остановившихся, как вкопанные. Вперед вылетел Ландскоронский и стал кричать, что Богун – это просто казак из мяса и крови и он один, совсем один, и надо только перейти этот речной лед, чтобы переночевать, наконец в теплых домах, а не промороженных насквозь шатрах и шалашах. Февральский мороз был силен, жолнеры приободрились и широко-медленно двинулись вперед.

С винницкого берега раскатился орлиный клекот. Солдаты подняли голову и увидели, как одинокий всадник сделал жест булавой, и по всему длинному-длинному бугскому берегу появилась грозная и молчаливая стена казаков Кальницкого полка. На польской стороне все остановилось и затихло.

Вперед с криком выехал сам Калиновский и ротрмистры стали кричать по всему фронту его слова, что казаков только три тысячи, а солдат более двадцати, а значит, впереди только победа. Хорошо слышавшие команды польские линии не двигались с места и по команде польного гетмана вперед выехали сразу несколько самых наглых и разговорчивых панов, закричавших на ту сторону реки:

– Еще не присмирели, собаки? Мы вымотаем вам кишки, вырвем сердца и отдадим воронам!

В хоругвях одобрительно захохотали и тут же ветер донес казацкий ответ:

– Приходите, только не забудьте взять с собой вашу благородную шляхетскую кровь. И не сейте, ляшки, больше на Украине хлеба, потому что на жатву не найдется для вас ни кос, ни серпов.

Гоноровое панство очень не любило, когда им говорили об уменьшении их доходов. С польского берега злобно понеслось:

– Молчать, хамы, не рассуждать! Хлопа хоть в трех водах вари, все равно от него будет разить лайном. Нет и не будет у этих тварей шляхетства. Ползайте, выродки, у наших ног и просите милосердия. Вот мы покажем сейчас дарованные вам богом права! Рвань схизматская, сволочь, хлопы! Вы всегда останетесь быдлом. Закатуем, гадюки!

Выехал на шаг вперед из фронта своего полка Иван Богун и во враз наступившей тишине громко ответил всей коронной армии и многоголосое характерное эхо его отчетливых слов странным образом докатилось до каждого из двадцати тысяч жолнеров:

– Каты пучеглазые! Глядите, у вас от алчности уже шкуры лопаются. Горлом своим ответите сейчас за свои преступления. Дождались, глистюки, с вашими никчемными полководцами, захрипите под нашими руками, посинеете, высунете языки и с мертвым ужасом выпучите ваши жабьи глаза!

Завыла от бешенства вся армия вторжения и во весь конский мах вылетела на бугский лед многокилометровым фронтом. И показалось разгоряченным жолнерам, что словно бы пятятся испуганные казаки от катившегося на них ужаса смерти и тысячами полетели вперед с ревом и свистом, и хриплыми криками vivat солдаты, отсчитывая оставшиеся до победы триста метров ледяной казацкой реки Южный Буг.

Вдруг на самой середине еще белого льда появилась бесконечная широкая водная колея. Это сотни и сотни шляхетских коней проломили своими железными копытами такой казавшийся крепким лед. В мертво смотревшую на своих, наконец, случившихся жертв воду, во главе с Ландскоронским ушли все передовые польские линии. Бесценный арабский скакун вынес региментария из ледяной смерти, но так повезло только ему одному. По всей реке у Винницы выли сотни и сотни и сотни железных жолнеров, с ужасом навсегда уходивших в эту страшную ледяную воду, а уже слева и справа от прорубленной во льду колеи вынеслись вдруг казацкие тысячи во главе с Богуном и ударили по останавливающимся в шаге от холодной смерти хоругвям, и сотни, и сотни их навсегда упали на сделавшейся красным от увиденного кошмара лед.

Морозной ночью казаки Богуна прорубили в реке длиннейшую прорубь и перед самым рассветом, когда вода покрылась утренним ледком, набросали по всей реке соломы, скрывшей их ночные труды. Через несколько часов бесконечные польские цепи с размаху влетели в бесконечные казацкие проруби и жолнерам совсем не помогло, что было их семеро на одного. Лучшие и заслуженные воины, традиционно атаковавшие впереди, ушли под лед, а по течению реки казаки десятками вылавливали из воды польские знамена.

Калиновский с трудом собрал одеревеневшую от ужасного кошмара армию и приказал стереть Богуна и Винницу с лица земли. Несколько дней трехтысячный Винницкий полк в таборе у монастыря отчаянно отбивал непрекращающиеся штурмы уже не двадцатитысячной армии вторжения, завалив польскими трупами все валы и укрепления. Жолнеры сожгли давно пустую Винницу зажигательными бомбами, а польный гетман, неся колоссальные потери от штурмов, а еще больше от ночных вылазок Богуна, совсем завяз под городом, что и обещал герой Иван герою Богдану. Жолнеры заранее деревенели, ожидая ночной атаки всадника в блестящих доспехах и его отчайдухов, всегда бившего в разные стороны, и никак не могли пройти вглубь днепровской Украины.

Через неделю после ледового побоища на Южном Буге к Виннице в нужных местах тихонько подошли уманцы Иосифа Глуха и полтавцы Мартина Пушкаренко, стерев перед этим в пыль польские хоругви прикрытия.

Ночью Богун вывел в поле всех своих казаков и прямо в лоб полетел на польские линии. С воплями радости пятнадцать тысяч жолнеров бросились окружать сошедшего, наконец, с ума винницкого полковника, и через час окружили-таки его боевых хлопцев со всех трех сторон. Когда поляки совсем втянулись в яростную и кровавую рубку, с трех сторон ударили по ним свежие казацкие полки и армии вторжения почти не стало.

Бросив по гоноровой привычке множество раненых, оружие и обоз, жолнеры, в панике стреляя по своим, бежали в хаосе сами не зная куда, и шляхтич-участник винницкого дела писал: «Словно боязливый человек, когда видит в лесу несколько волков, то ему представляется огромная стая, хотя их число невелико. Так точно от этого бежали и мы, а нашим глазам представлялись ужасные химеры. Удалось спасти только часть артиллерии. Такое смятение произошло, что походило на пилявецкое дело».

Четыре дня гнали поляков казаки Богуна до Янушинцев и Бара, за месяц боев на Брацлавщине сократив коронную армию вторжения вдвое. Еще долго оставшимся в живых после «проклятого калиновского дела» жолнерам на всю Речь Посполитую снились ночные кошмары, в которых им, бегущим от винницких холмов, вслед кричал этот удивительный характерный герой: «Эй, пилявчики, не туда тикаете, Висла – там!»