Александр Осокин - Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты

Однажды полковник Гусев после очередного доклада Голикову врывается ко мне в кабинет красный от ярости. Размахивая бумагами и картой, матерно ругаясь, кричит:

– Опять срезал!

– Сколько?

– Пятнадцать дивизий!

Я понял, что настал критический момент. Дальше медлить и терпеть было нельзя. Необходимо принимать какое-то твердое решение. А какое? В угоду начальству дать сведения Путника? Нет! Это будет предательством Родины! От одной мысли о таком выходе из «пикового положения» меня бросало в жар и холод. А если дать достоверные сведения – значит пойти на острый конфликт с начальством и официальным курсом, т. е., в конечном счете, пойти против мнения Сталина. Значит, пойти на риск «исчезнуть при неизвестных обстоятельствах», как это произошло с генералом Проскуровым [223].

К счастью, победили те думы и чувства, которые получили свое начало в моем пастушеском кнуте, в моем комсомольском прошлом. Гнездилась также надежда, что Сталин ничего не знает об истинном положении, что его обманывают. И я наметил свой обходный путь.

Приказал полковнику Гусеву заготовить материал для сводки по нашим данным. Гусев взялся с радостью за составление сводки. Через день она уже была готова. Это была сводка № 8 за декабрь 1940 года. Несомненно, она хранится в архиве. Историки могут ее прочитать, А если ее в архиве нет, изъяли, то это уже будет явное предательство. Повторяю: Разведывательная сводка № 8, официальный документ, изданный Разведупром.

Общее резюме в сводке было такое (цитирую по памяти, так как сам составлял):

«За последнее время отмечаются массовые переброски немецких войск к нашим границам. Эти переброски тщательно скрываются. По состоянию на декабрь 1940 года на наших границах сосредоточено около ста десяти дивизий, из них одиннадцать танковых, группировки войск…»

В схеме мы показали все немецкие войска до дивизии и отдельной части включительно. В выводах я писал: «Это огромное количество войск сосредоточено не для улучшения условий расквартирования, как об этом заявил Гитлер, а для войны против СССР. Поэтому наши войска должны быть бдительны и готовы к отражению военного нападения Германии».

Подпись была такой: ВРИО начальника Информационного отдела Разведывательного управления Генштаба подполковник Новобранец.

Сводка готова. Теперь надо обдумать, как ее довести до Сталина и войск. Голиков легко может мне помешать. Во время этих раздумий вдруг открывается дверь и ко мне входит генерал-майор Рыбалко. Он работал в нашей системе и часто заходил ко мне. Мы были с ним товарищами по выпуску из Академии им. Фрунзе. Хорошие отношения между нами сохранились. Каждый раз при встрече мы делились сокровенными думами. Рыбалко был старым коммунистом, комиссаром времен Гражданской войны. Он успешно окончил Академию им. Фрунзе, обладал большим политическим и военным кругозором. Был он человеком прямым, смелым, честным и объективным.

В Академии им. Фрунзе он был старостой нашего курса и пользовался среди нас большим авторитетом. Поэтому я с радостью поделился с Рыбалко горечью своих раздумий. Показал ему нашу сводку и схему. Показал и копию схемы югославского полковника Путника.

– Ну, что, по-твоему, мне делать? – спросил я старого друга.

– Д-да, – говорит он, внимательно изучив схему, – положение твое, как говорили в старину, хуже губернаторского. Советовать тебе сделать подлость и поместить в сводку данные Путника не могу. А за правдивую информацию, имей в виду, могут голову снести. Сталин тебе не поверит и заставит Берия тебя «проверить»… Чтобы не стать подлецом, советую дать правдивую сводку и попытаться направить ее в войска помимо начальства. Пусть хоть армия и народ знают, что их ожидает. Если уж умирать, так за правое дело!

Этот разговор с Рыбалко окончательно убедил меня, что над страной нависла грозная опасность. Уже без колебаний я принял решение довести сводку до войск.

Но как сделать, чтобы мне не помешали?

У нас была такая практика: все информационные документы, в том числе и сводки, составлялись и подписывались начальником Информотдела. Но перед рассылкой их в войска сигнальный экземпляр докладывался начальнику Разведупра. Только после его утверждения весь тираж рассылался по адресам. Разведсводки рассылались в части до корпуса (иногда дивизии) включительно, во все штабы округов, в Генштаб, Академиям, в Центральные военные управления Наркомата обороны. Правительству по особому списку: Сталину, Молотову. Ворошилову, Маленкову, Тимошенко, Берия, Мерецкову, Жукову.

Я решил отправить сводку без ведома начальника Разведупра, т. е. нелегально. Случай беспрецедентный, но иного выхода не было. Я вызвал начальника типографии полковника Серебрякова, вручил ему сводку и приказал срочно отпечатать, а сигнальный экземпляр доставить мне для доклада генералу Голикову. Полковник Серебряков просмотрел материал, понял всю его серьезность и, организовав круглосуточную работу в типографии, через два дня доложил, что сводка готова.

– Передай, – говорю ему, – в экспедицию для рассылки.

– А как же сигнальный экземпляр? Будем докладывать Голикову перед рассылкой? – спрашивает он.

– Да, конечно. Принеси сигнал мне, я сам доложу, а тираж отсылай в экспедицию.

Серебряков принес сигнал и сообщил, что весь тираж сдан в экспедицию. Я положил сигнальный экземпляр в сейф, позвонил начальнику экспедиции и попросил возможно быстрей направить сводку в войска. Для Москвы рекомендовал отправить в последнюю очередь. Здесь, говорю, всегда успеют ее получить.

Через три-четыре дня из округов поступили сообщения, что сводка ими получена.

Вот только теперь мне и предстояло выдержать «бой» с генералом Голиковым и пережить немало скверных минут. Решил: при всех обстоятельствах буду сохранять спокойствие и достоинство члена партии и офицера.

Взяв сигнальный экземпляр, пошел на доклад к Голикову. Молча зашел в кабинет, молча положил перед генералом сводку. Голиков стал ее листать, посмотрел схему.

Я стою молча и внимательно изучаю его лицо. Сначала увидел на нем удивление, потом недоумение и, наконец… грозу! И вот из грозовой тучи ударила молния:

– Вы что-о? Вы хотите спровоцировать нас на войну с Германией? [224]Да вы… да я ваа… и что мне с вами делать, упрямый вы хохол?

Генерал выскочил из-за стола, пробежался по кабинету.

– Не-ет! – пищал генеральский визгливый голос. – Я не утверждаю эту сводку! Запрещаю ее рассылать в войска! Приказываю уничтожить весь тираж!

Спокойным ровным голосом говорю:

– Товарищ генерал, это невозможно сделать. Сводка уже в войсках.

Голиков оцепенел. Я думал, что из багрового лица брызнет кровь. С минуту он не мог говорить. И вот опять взорвался: