Людмила Шапошникова - Мы-курги

— С тех пор, — говорит он, — здесь почти ничего не изменилось. Разве что вот этот павильон.

Павильон стоит чуть поодаль от храма. Теперь в ночь новолуния в нем сидят знатные курги — плантаторы, адвокаты, учителя. Они приходят посмотреть на «дьявольские» танцы и напомнить о себе богине Мариамме.

Куда бы я ни ступила в этом, лесу, все было связано с богиней Мариаммой, но лес почему-то назывался именем богини Мандатаввы. Я не могла понять, в чем дело. И наконец не вытерпела.

— Причем же здесь богиня Мандатавва? — спросила я жреца. — Ведь лес, кажется, зовется ее именем.

Мудамайя смутился и стал почему-то переступать с ноги на негу. Потом впал в глубокую задумчивость.

— Видите ли, — наконец начал он. — Видите ли, Мандатавва старшая сестра Мариаммы.

― Очень приятно, — сказала я. — Такие прекрасные леди.

― Вот именно, — обрадовался почему-то Мудамайя. — Прекрасные леди. Но женщины в святилище богини Мандатаввы не допускаются. Святилище рядом, но женщины не допускаются… — вздохнул он.

Мудамайя снова впал в глубокую задумчивость и время от времени бросал на меня косые взгляды.

― Ладно, — сказал он, на что-то решившись. — Пойдемте. Вам я покажу это место. Возьму ответственность на себя.

— А потом принесем очистительную жертву? — спросила я, памятуя свой предыдущий опыт работы в племенах.

— Обойдемся, — легкомысленно махнул он рукой.

И я поняла, что у цивилизованных кургов есть кое-какие преимущества перед теми, кто еще находится на стадии родового общества.

Мы углубились в лес и прошли, наверное, метров пятьсот, но никакого признака поляны не было. Наоборот, заросли становились все гуще. Неожиданно тропинка оборвалась, но это не остановило Мудамайю. Он нырнул в кусты и сделал мне оттуда знак следовать за ним. Я тоже нырнула в кусты и застыла в изумлении. Среди плотно стоявших высоких деревьев и сплошных зарослей кустарника была расчищена круглая площадка метров двадцати в диаметре. Эта площадка служила своеобразным полом гигантскому помещению, стены которого составляли мощные стволы деревьев, а крышей служил купол открытого голубого неба. «Архитектура» этого неожиданного лесного храма и его пропорции удивительно напоминали высокий зал готического собора. Таких храмов я еще не видела. Я все еще продолжала стоять, пораженная видом открывшегося мне зрелища.

― Куда вы смотрите? — голос Мудамайи вернул меня к действительности. — Богиня Мандатавва здесь, внизy, вверху ее нет.

Теперь только я заметила, что в центре площадки в квадрате, аккуратно выложенном камнями, лежало несколько плоских плит, на одной из которых стоял небольшой черный камень. Около камня располагались два светильника в глиняных плошках.

― Богиня Мандатавва, — указал Мудамайя на черный камень. — Здесь раз в три года мы устраиваем в ее честь праздник и приносим в жертву петуха.

Сколько лет этому святилищу? — думала я. — Пожалуй, оно древнее любого храма в Индии. Мне показалось, что такое святилище могли придумать только в каменном веке. Когда человек был неотделим от природы и знал, как использовать ее, чтобы создать такой храм. Храм самой природе и своим богам. Здесь не было ничего лишнего. Ни масок, ни павильонов, ни кирпичных алтарей. Только деревья, небо и грубо обработанный камень. Какое исчезнувшее племя создало это святилище, чтобы передать его тем, кто пришел позже? Чьей богиней была Мандатавва, старшая сестра Мариаммы? Боюсь, что мы уже не получим ответов на эти вопросы.

Память о многом хранят священные леса Курга. Неподалеку от святилища я наткнулась на каменную стелу, врытую в центре поросшего кустарником кургана. Стела была покрыта сверху донизу цветным мхом. Под мхом были высечены слон и слова незнакомого мне языка. Возможно, это был старый каннара — язык населения соседнего Майсура. Я не знала, что написано на стеле, мне было неизвестно, что таит в себе заросший курган. Безусловно, что-нибудь очень важное. Но пока все это охраняет богиня Мандатавва, живущая в священном лесу около кургской деревни Коттур…

Она сидела у костра и, не отрываясь, смотрела в огонь. О чем она думала? О детях, которые не оправдали ее надежд? О муже пьянице, жалком и ничтожном человеке, тратящем свою жизнь в английских клубах? Или о безрадостном тяжелом труде ради денег, загубившем ее молодость и рано состарившем ее? А может быть, о матери — подвижной сухой старушке с глазами, полными вечного укора? А может быть, ни о чем таком она и не думала, а просто следила за своенравной и неожиданной игрой пламени. Дрова сухо потрескивали в костре, в небе стояла полная луна, а на поле и лес наползали голубоватые полосы вечернего тумана. Становилось сыро и холодно. Но она продолжала сидеть и только время от времени подставляла огню свои ноги, обутые в мужские резиновые сапоги. Пламя клало меняющиеся тени на ее лицо, и от этого оно становилось то мягким и задумчивым, то жестким и упрямым. Но тени ни разу не изменили рисунка его твердого рта, хищных крыльев тонкого носа и бездонности глубоко посаженных черных глаз.

Наконец она оторвалась от пламени, повела зябко плечами, на которые было наброшено потертое демисезонное пальто, и потянулась к бутылке с пивом. Она долго и пристально смотрела, как текла, играя в свете костра, его золотистая струя в высокий стакан. Потом стала пить из стакана крупными, жадными глотками. Мне стало почему-то неловко, как будто я подсмотрела то, чего не должна была видеть. Но она, погруженная во что-то свое, не обращала на меня внимания.

— Я не люблю людей, — неожиданно начала она глухим с хрипотцой голосом. — Представьте себе, не люблю и не боюсь в этом сознаться. Растения намного лучше их. Кофе, например, или рис. Они отдают сторицей то, что ты в них вложила. Люди не отдают ничего. Они только стараются урвать. От них не дождешься даже благодарности. Поэтому я не люблю людей.

Это было похоже на исповедь. Очень странную и необычную исповедь. И происходила она на большой кофейной плантации, около бетонных боксов, где сушили бледноватые зерна кофе.

— Да, — повторила она с вызовом, — я не люблю людей!

Она поднялась и, размашисто ступая по росистой траве, направилась к боксам. И оттуда вскоре донесся ее властный голос:

― Долго вы здесь будете валяться без дела? Думаете, если хозяйка отвернулась, так можно все!

Кто-то тихо и робко оправдывался.

— Мне ваших возражений не надо! ― Вновь зазвенел хозяйский голос. — Марш! И за дело. Я вам покажу, кто я такая!

Кто такая… Миссис Ченгаппа, хозяйка одной из крупных плантаций Курга, жена своего мужа и мать, своих детей. Вот кто такая.

Случилось так, что с мистером Ченгаппой я познакомилась раньше, чем с его женой. Имение и плантации Ченгаппов были расположены в Южном Курге в небольшом придорожном поселке. Мои знакомые в Меркаре посоветовали навестить их, так как Ченгаппы, по их мнению, могли представлять для меня интерес. Я не стала откладывать этот визит и добралась до поселка на попутной машине. В поселке мне указали на ворота и ограду, расположенные чуть в стороне от остальных домов. Я вошла в ворота и попала в обширный двор. Двор представлял собой английский газон, пересеченный аккуратными дорожками. В углу я заметила теннисный корт, а потом обратила внимание на дом, вернее, на дома. Их было три. Один напоминал традиционный кургский дом предков. Зато два других представляли собой двухэтажные особняки, выстроенные в стиле модерн. Я поняла, что попала к людям очень состоятельным.