Людмила Шапошникова - Мы-курги

Каждая из восьми семей, откуда веками выходили признанные вожди, до сих пор пользуется почетом и уважением кургов. И каждый деша-такка помнит историю своей окки, как помнит ее тот, кто живет в деревне Белламуде в южной части Страны Восходящего Солнца. Он помнит ее основателя и тех, кто пришел в Страну Восходящего Солнца позже него. Среди них были разные люди. Герои и предатели, храбрые и трусливые, были те, кто верно служил английским господам, и те, кто боролся против них. Были бедные и богатые, неграмотные и образованные… И если изучать историю Курга по судьбам людей окки Матанды, то можно получить об этой истории очень правильное представление. И сам деша-такка — часть этой истории. Но уже позднего периода. Свой пост и титул он принял от отца в 1919 году. Вожди в Курге были наследственными, каковыми остаются и до сих пор. До этого будущий вождь учился в английской средней школе и окончил ее. Это не помешало ему стать вождем. Но надо сразу сказать, что теперешний деша-такка последний вождь из окки Матанды. Сын у него есть, и очень хороший сын. Но в нем-то и вся загвоздка. Сын учится в колледже в Бангалуре и о том, чтобы стать вождем, слышать не хочет. Он пишет деша-такке письма, полные сыновней привязанности, но от «престола» упорно отказывается. В пользу кого? — Кого угодно, — отвечает сын. «Мне этими древними штучками заниматься некогда. Разбирайтесь сами», — пишет он. «Но никто же тебя не заставляет этим заниматься сейчас, — отвечает отец. — Я, конечно, понимаю: тебе надо учиться и сдавать экзамены. Но ведь потом это можно сделать?» «Потом! — возмущается сын. — Потом я буду инженером и построю в Меркаре большую электростанцию». Такова его перспектива. А страной пусть правит кто-нибудь другой, ну, например, его двоюродный брат.

Деша-такка, находясь в безвыходном положении, отправился, скрепя сердце, в Мадрас и нашел племянника в университетской лаборатории. Вождь изложил ему свое предложение и сказал, что его сын отказывается в пользу своего кузена. Племянник почтительно выслушал его.

— Ну, погоди! — неожиданно рассердился он. — Я покажу этому негодяю! Взял и подставил меня! Вот сделаю его английским королем, будет знать!

И деша-такка понял, что последняя его надежда рухнула.

— Как все быстро меняется, — говорит он, но в его голосе не слышно раздражения. — Молодежь совсем другая. Никто не хочет быть вождем. Мне ведь в их годы такая мысль и в голову бы не пришла — отказаться.

Деша-такка вступил на «престол» в очень смутное и трудное для его страны время. «Смута» началась в 1886 году и к моменту воцарения молодого вождя имела все тот же печальный результат: строгий запрет покойного вождя исполнять танцы во время хутри. Покойный вождь не был самодуром и всегда соблюдал кургские традиции. Но в конце XIX века в управляемой им стране сложилось такое положение, при котором продолжение данной традиции оказалось невозможным. А случилось вот что. В последней четверти XIX века, в году 1886-м, подданные страны съехались в Бепунад, чтобы отметить хутри танцами. Пока шли обычные танцы, все было хорошо. Но вот начался «парьякали» — танец-сражение, танец-соревнование, во время которого пользуются плетеными щитами. В этом танце показывали свое искусство два соседних нада. И один из танцоров нарушил правила игры и победил соперника обманным путем. Побежденный воззвал к общественному мнению своего нада. Оно сложилось в его пользу. Так же, как мнение нада-соперника было в пользу победителя. Столкновение двух противоположных мнений привело к коллективной драке обоих надов. Курги дрались долго и самозабвенно. Женщины перевязывали им раны и укладывали оглушенных под священным деревом. Никто не слушал деша-такку. Более того, его миссия миролюбца была «вознаграждена» огромным синяком, появившимся под левым глазом уважаемого вождя. Вождь, разгневанный, покинул поле битвы и удалился в дом своих предков. А битва не затихала целую неделю. На место павших бойцов вставали новые. Битва разрасталась и охватила почти все нады управляемой страны. Уже дрались не только на священной поляне Бепунада, но и в других местах, куда докатилась весть о происшедших событиях.

Курги дрались всю неделю, которая была предназначена богом Иггутаппой для танцев. И даже если бы в какой-то момент курги и перестали драться, то танцевать им все равно было бы не с чем. Барабаны были надеты на головы противника и от этого перестали быть барабанами. Палки-мечи были поломаны о спины врагов, а плетеные щиты были измолочены кулаками наступавших и утратили свое первоначальное назначение. Ни бог Иггутаппа, ни духи предков, ни сам деша-такка не были в состоянии вывести воинственных кургов из охватившего их экстаза боя. Экстаз этот длился вплоть до первого дня жатвы. После этого наступило затишье, и курги занялись более мирными делами. Деша-такка прикладывал примочки к синяку и размышлял о том, что можно сделать для укрощения своих подданных. И придумал. На следующий год он отменил сборища и танцы во время хутри. Правда, можно было бы ослушаться, но курги, хотя и драчливые, не пали так низко, чтобы нарушать собственные традиции. Какие же танцы без деша-такки и без пиров, которые он должен был устраивать для своих подданых? Но как только об этом заговаривали с вождем, у того почему-то начинал чесаться левый глаз. И чесался до самой его смерти. Поэтому до самой этой смерти деша-такка говорил твердое «нет» танцам во время хутри. И от того, что мужчины так долго не танцевали на этом празднике, они почти перестали быть кургами. Курги остальных стран над ними смеялись. Они приглашали их в гости и предлагали вместе с женщинами посмотреть кургские танцы, чтобы они не забыли, как это делается. Пострадавшая сторона гордо отказывалась, но горечь и уныние скапливались в ней. Когда наступал очередной хутри, печаль и запоздалое раскаяние царили в стране. Вот в таком состоянии и принял «подопечную территорию» деша-такка, похожий на Хемингуэя.

Молодой вождь был смел и мудр. Левый глаз у него не чесался. И он ввел первое новшество в своей стране. Возобновил танцы во время хутри. Перед этим он принял ряд делегаций от различных надов, и делегаты клялись больше не драться. Молодой деша-такка поверил своему народу и не ошибся. Конечно, небольших драк избежать не удалось. Курги оставались кургами. Но эти незначительные драки не потрясали основ страны и не превращались во всеобщую «смуту», как в 1886 году. Персона деша-такки оставалась неприкосновенной. Все помнили, как бывает плохо, когда у царственного вождя чешется какой-нибудь глаз.

В тот год, когда я познакомилась с деша-таккой, Бепунад отмечал пятидесятилетний золотой юбилей возобновления танцев во время хутри. Все славили мудрость и смелость старого вождя, вернувшего людям радость праздника. Некоторые даже сравнивали его с богом Иггутаппой, придумавшим хутри.