Анатолий Вилинович - Антология шпионажа

Письма, как и вся переписка Парри с Римом, были написаны в достаточно осторожных выражениях, с опаской фиксировать на бумаге какие-либо компрометирующие факты. План убийства королевы с Парри обсуждали только устно, к тому же доктор так и не добился прямого, вразумительного ответа.

Парри немедленно показал королеве письма, полученные из Рима. Несколько раз Елизавета удостаивала отличившегося разведчика личной аудиенцией и, что более важно, пожаловала ему солидную пенсию. А в ноябре 1584 г., благодаря влиянию двора, Уильям Парри был избран членом парламента от Квинсборо в графстве Кент.

Но королевская пенсия не спасла Парри от неизменно преследовавших его финансовых затруднений. Он так и не получил выгодной государственной должности, на которую явно рассчитывал. Эти факторы побудили достопочтенного члена парламента от Квинсборо снова приняться за работу.

Как раз в это время в Лондон вернулся некто Эдвард Невилл, который был, подобно Парри, английским шпионом во Франции, в городе Руане. Невилл испытывал острую нужду в деньгах и вдобавок имел зуб на лорда Берли. Шпион считал себя наследником лорда Латимера, брата своего деда. Однако все состояние старого лорда досталось его дочери Доротти, бывшей замужем за сыном Берли. Немудрено, что не только Невилл был недоволен, но и власти считали Невилла подозрительной личностью. Парри пытался внушить Невиллу, с которым находился в дальнем родстве, что единственный способ повернуть фортуну в свою сторону – убить Елизавету. Доктор не раз возвращался к разговору на эту тему, но Невилл отказался обсуждать ее. Через некоторое время Пари напомнил Невиллу о плане убийства Елизаветы. На этот раз тот не выдержал и донес на своего родственника Уолсингему.

Получив донос, Уолсингем и сама Елизавета находились в затруднении, не зная, на что решиться. Уолсингем вызвал Парри для дружеской беседы и спросил, заводил ли тот с кем-либо разговор о покушении на королеву, конечно, с целью разоблачить подобные планы. Сначала Парри полностью отрицал, что велись разговоры подобного рода, но потом неожиданно вспомнил, что действительно беседовал об этом со своим родственником Невиллом. Вопрос обсуждался, разумеется, исключительно в теоретическом плане, речь, мол, шла об оценке доктрины, которая излагалась в новой книге кардинала Аллена, утверждавшего, что позволительно убить монарха, если это в интересах укрепления католической веры. Парри добавлял, что он не вел никаких бесед о покушении на королеву Елизавету. При очной ставке с Невиллом Парри объявил, что против него имеется свидетельство лишь одного лица, а согласно закону, принятому в 1552 г., для обвинения в государственной измене требовались показания не менее, чем двух свидетелей.

Арестованный после разговора с Уолсингемом, Парри составил письменное «признание» – в нем было много ложных утверждений, в том числе явных наговоров на самого себя. Неизвестно, как удалось вырвать у бывшего шпиона этот документ. Говорят, Пари не пытали, однако на него было оказано давление угрозой применить пытку. Было ли достаточно такой угрозы, чтобы заставить столь опытного человека сделать признание, которое обрекало его на смерть? Тщетно доказывал он, что его вынудили написать признание. Ведь формально Парри все же вступил в изменнический заговор с целью убийства королевы. Суд исходил из того, что существовал католический заговор, что Парри по поручению римского папы принял на себя исполнение плана убийства Елизаветы. Для этой цели, якобы, Парри и приехал в Лондон, сделав вид, что выдает королеве заговор папистов.

Однако если считать, что Парри действительно собирался совершить покушение, то почему он не использовал для этого такой случай, как несколько частных аудиенций у Елизаветы? Документы о «заговоре Парри», по указанию Берли, были сознательно сфальсифицированы, чтобы доказать удобный для правительства тезис, и в таком виде опубликованы. Было, в частности, скрыто попавшее в руки правительства письмо от Парри к одураченному им Моргану, где доктор прямо объявлял, что отказывается от плана убийства, не считая его богоугодным делом.

2 марта 1585 г. Парри публично казнили; был торжественно отпразднован провал очередного папистского заговора. Это был далеко не единственный случай, когда секретная служба Елизаветы отделывалась таким образом от собственного агента. Через несколько лет был арестован упоминавшийся выше Лопес, который служил тайным агентом Уолсигнема у дона Мендосы. Молодой фаворит Елизаветы Эссекс получил отрывочные сведения о шпионской деятельности Лопеса в пользу Испании, которая служила прикрытием для его роли английского агента. Эссекс, запутавшийся в этом сложном переплетении «двойного» шпионажа, узнал о мнимом намерении Лопеса, бывшего тогда медиком королевы, отравить Елизавету. Лопес, как и Парри, был подвергнут мучительной казни, которая полагалась для государственных изменников.

Заговоры Ридольфи и Трогмортона были католическими заговорами против Елизаветы. Заговор Парри был имитацией заговора со стороны шпиона-двойника, использованной правительством. Заговор Бабингтона был правительственной провокацией, внешне носившей форму католического заговора. Возможно, в этой «эволюции» тоже сказывалось укрепление позиций елизаветинской Англии в борьбе против Испании и ее союзников.

Может возникнуть закономерный вопрос: зачем при избытке действительных заговоров английскому правительству надо было фабриковать еще и мнимые? Ведь в Европе была создана целая организация с центром в Мадриде, постоянно возобновлявшая попытки избавиться от Елизаветы путем убийства, дворцового переворота или нового католического восстания.

Чего же больше даже для Берли и Уолсингема, которым было выгодно, чтобы народ считал Елизавету подвергающейся смертельной угрозе со стороны испанского короля и его союзников и соглашался бы поэтому ради обеспечения безопасности страны безропотно нести бремя налогов? Кроме всего прочего, Берли и Уолсингему необходимо было запугивать Елизавету постоянными заговорами – это был единственный способ заставить раскошелиться скаредную королеву, не раз урезывавшую ассигнования на секретную службу.

К тому же в действительных заговорах непосредственно могли не участвовать как раз те лица, от которых английское правительство считало особенно необходимым избавиться под предлогом их содействия испанским интригам. Участники реальных заговоров далеко не всегда попадались в сети Уолсингема. Вдобавок, это были, как правило, мелкие сошки. В этом отношении «свой», продуманный и осуществленный в соответствии со сценарием, заговор имел большие преимущества.