Николай Непомнящий - Гарем до и после Хюррем

Из письма леди Монтагю от 1 апреля 1717 г.

В изоляции гарема женщины одевались очень изысканно и богато, носили украшения, бывшие шедеврами ювелирного мастерства и изящества.

Главной деталью моего туалета являются шаровары, очень широкие, длиной до самых туфель и более скромные, чем ваши нижние юбки. Они сшиты из розового дамаста с отделкой цветами из серебристой парчи. Мои туфли из белой лайки расшиты золотом. Сверху на мне блузка из шелковой кисеи с вышивкой по краям. У блузки широкий рукав на три четверти, на шее она застегнута бриллиантовой пуговкой; сквозь блузку хорошо проявляются форма и оттенок груди. Далее — антеры, иначе жилет по фигуре, белый с золотом, с пуговицами из жемчуга или бриллиантов. Кафтан из того же материала, что и мои шаровары, практически то же, что халат, только сшит строго по фигуре и длиной до пят с очень длинным прямым рукавом. Поверх всего надевается пояс в четыре пальца шириной с отделкой бриллиантами и другими драгоценными камнями, насколько это возможно. Кто не может позволить себе бриллианты, украшает его вышивкой по атласу, но застежка должна быть обязательно с бриллиантами. Одеяние типа свободного халата, который носят или скидывают в зависимости от погоды; оно шьется из дорогой парчи (у меня зеленое с золотом) на подкладке из горностая или соболя; рукава очень короткие, едва прикрывают плечи. Убранство головы состоит из шапочки, которую называют калпок, зимой она бархатная с отделкой из жемчуга и бриллиантов, летом — из легкого серебристого материала с золотой кисточкой. Она носится на боку, чуть сдвинутой назад и крепится ободком из бриллиантов или богатым платком. С другого бока голова гладко причесана; здесь дамы совершенно свободны в своей фантазии: одни прикалывают цветы, другие плюмаж из перьев белой цапли — кому что нравится. Но чаще всего это драгоценные камни в виде букетика цветов: ландыши из жемчуга, розы из рубинов разных оттенков, бриллиантовый жасмин, нарцисс из топаза и прочее. Все так искусно оправлено в эмаль, что трудно вообразить более прекрасное изделие. Волосы, заплетенные в косы, откидываются назад и украшаются жемчугом и лентами, которые вплетают очень густо.

В гареме

Молодым рабыням, прибывавшим в гарем, давали разные имена. Некоторые персидские имена, такие как Гюльназ, Нешедиль, Хошнева и другие, присваивались им в соответствии с их поведением, наружностью, красотой и характером. Чтобы не путать, как кого зовут, к воротникам прикреплялись розочки с написанными именами.

Младшие служанки обучали новоприбывших нормам поведения, общительности, благоприличию и музыке, если у тех были способности. Тем, кто имел хороший голос, давали уроки музыки.

Невольницы, которые могли достигнуть положения жены султана, должны были проходить тщательную подготовку и учиться писать и читать. Рабыни, обращенные в ислам, заучивали суры Корана. Они могли молиться вместе или раздельно — по желанию. Жены, после достижения высокого статуса, повелевали строить мечети и создавать благотворительные общества. Это должно было показать, что они целиком отдались исламу. Письма, которые они писали и которые сохранились в архивах, свидетельствуют об их уникальной подготовке. Наряду с музыкой им преподавали поэзию и литературу.

Султан Сулейман Великолепный влюбился в Хюррем-султан, когда он прочитал написанные ею стихотворения. Она написала: «Пусть Хюррем будет принесена в жертву даже ради волоса из ваших усов». (Значение этих строк следующее: «Я, не колеблясь, готова умереть за вас».)

Рабыням давали ежедневно на расходы некоторую сумму, размер которой варьировался в зависимости от того, кто правил государством. Например, при Махмуде I она достигала 30–50 акче (османских монет). На свадьбах, праздниках, днях рождения им дарили деньги и подарки. В общем, к невольницам в гареме относились хорошо, но султан был нетерпим к совершившим преступление, и виновных ссылали в Бурсу или на остров Хиос. Сегодня мы располагаем документом, в котором говорится о ссылке двух рабынь Мустафой III именно в Бурсу и на остров Хиос.

Кетхюда-кадын, которая по рангу была следующей после кадын-эфенди, отвечала за церемониал в гареме. Кетхюда-кадын держала серебряный жезл как символ важности ее должности и держала султанскую печать, чтобы опечатывать собственность султана в его апартаментах.

Из письма Флоренс Найтингейл от 9 марта 1850 г.

О, какое это было невообразимое зрелище, полный абсурд! Первая леди дома, замужняя сестра, одетая королевой, но без нижнего белья, которое можно было бы постирать, сидит на грязном полу в помещении безо всякой мебели, квадратные отверстия окон заткнуты тюфяками. Ее мать что-то печет внизу, и еще две невольницы заглядывают в открытую дверь. Я в жизни не видела ничего более восхитительного (это было действительно восхитительным!), чем наряд этой дамы, который у нее был одним-единственным. Кашемировые шаровары в мелкий нежный рисунок, йелек изумительного шелка из Бурсы с длинным рукавом; малиновая с белым, отороченная золотыми шнурками очень короткая блузка сиреневого шелка с длиннющими рукавами и поверх всего (арабы не любят появляться на людях в пестром одеянии) пурпурная кисейная накидка, расшитая серебром, и такая же вуаль с отделкой из шелка; и при всем том — царственная осанка.

В распоряжении кетхюда-кадын имелись помощницы. Чашнигир-уста (дегустатор) проверяла всю еду в гареме. Вместе с невольницами в ее подчинении она пробовала каждое блюдо, предназначенное для султана, чтобы определить, не отравлена ли еда.

Из книги Бассано да Зара

«Костюм и мода в Турции»

Гастрономические излишества в гареме приводили к ожирению его обитательниц. А сверх того у многих искривлены ноги от долгого сидения на полу с поджатыми под себя конечностями. Причиной ожирения по большей части служит потребление большого количества риса с говядиной и сливочным маслом. Женщины не пьют вина, но выпивают большое количество сахарной воды или червозы (брага), приготовленной на особый манер.

Под «червозой» автор, по-видимому, подразумевает бозу, перебродивший ячменный напиток с приятной кислинкой, который пьют охлажденным, посыпав корицей. Вкус бозы лучше всего передаст такое сравнение: это смесь саке с напитком из тапиоки, куда добавлено немного уксуса.

Из книги Алев Литлэ-Крутье

«Гарем. Царство под чадрой»

Когда я была маленькой, вечерами в конце лета по улицам ходили одетые во все белое разносчики бозы, выкрикивая: «Боза, боза, боза Ахмана, прекрасная боза-а-а-а-а!» На плечах они несли большие медные кувшины, полные кисло-сладкого напитка. Нужно было выкрикнуть имя разносчика и скорее бежать на улицу, где тебе наливали в высокую кружку эту восхитительную бозу. Когда я вернулась в Турцию, этого последнего уличного выкрика Османской империи «Боза, боза, прекрасная боза!» было уже не слышно. И сам напиток, очевидно, исчез навсегда; единственное место, где его подают, — это маленькое кафе «У Ахмана» в анкарском районе Улус. Но у этого напитка уже нет вкуса и очарования той бозы, какую я пила в детстве.