Павел Якушкин - Из Устюжского уезда

— Это все равно, что отъ Устюжны, что отъ насъ, отъ Невицъ, — все тѣже сто восемьдесятъ верстъ!

— Да вѣдь изъ Устюжны въ Волочокъ надо идти на Нефедьево?

— На Нефедьево!

— Какъ не такъ, и отъ Устюжны и отъ Невицъ все сто восемьдесятъ верстъ? Вѣдь до Невицъ надо пройти…

— Пройдешь еще верстъ сорокъ, перебилъ женя мужикъ, такъ тебѣ меньше пойдетъ.

— Какъ? а то будетъ все сто восемьдесятъ?

— Всѣ будетъ сто восемьдесятъ.

— Это что-то хитро!

— А правду тебѣ сказать: кто здѣсь мѣрялъ дорогу? Никто! Мѣрила баба клюкой, да и махнула рукой: быть тутъ сто верстъ!.. Вотъ я тутъ тоже.

Кто ѣзжалъ по проселочнымъ дорогамъ, тому этотъ разговоръ не покажется невѣроятнымъ; спрашиваете вы: сколько верстъ до такого-то мѣста? «Верстъ будетъ 10, да и того не будетъ», отвѣтятъ вамъ. Вы проѣдете верстъ пять и опять спрашиваете, сколько осталось? «Верстъ 15t а то еще и больше!» получите совершенно неожиданно въ отвѣтъ; иногда верстъ не опредѣляютъ, а скажутъ какъ: «Близко! проѣдешь болото, да два поля, да двѣ пустошки, да лѣску немножко — вотъ тутъ тебѣ и будетъ!» Но мнѣ отъ русскихъ, собственно русскихъ, не случалось слышать, на разстояніи ста верстъ, одного и того же отвѣта — 180 верстъ.

— Скажи, пожалуйста, спросилъ я, пошапковавшись, лежащаго у дороги пастуха, сколько верстъ до Волочка? Мнѣ отъ самой Устюжны говорятъ: сто восемьдесятъ верстъ; скоро-ли будетъ меньше?

— Да ты кого спрашивалъ?

— Кто попадется, того и спрашивалъ.

— Да кого: русскаго или корелу?

— И русскихъ, и корелу.

— Нѣтъ, русскихъ ты не спрашивалъ; вѣрно, одну корелу; корела — та не знаетъ; корела сидитъ дома; корела землю оретъ, вотъ и все! а нашъ братъ русскій всегда кругомъ ходитъ; стадо знаетъ; и въ Питеръ ходитъ, и въ Боровичи, и въ Волочокъ, на барки, значитъ.

— Сколько же верстъ до Волочка?

— Самъ я не ходилъ на Волочокъ, а люди говорятъ, что до Устюжны, что до Волочка, что до Боровичей — сто восемьдесятъ верстъ; все равно тѣ же сто восемьдесятъ верстъ.

— Ну, а отсюда?

— И отсюда, говорятъ, что до Волочка, что до Боровичей все-таки сто восемьдесятъ верстъ.

— И ты, какъ корела, дома сидишь?

— Нѣтъ, прошлый годъ ходилъ къ большому Соловецкому… маленькій-то у насъ и дома есть, — приходъ у насъ Соловецкій… Такъ ходилъ я къ большому Соловецкому на море; братъ былъ боленъ, Богу обѣтъ далъ, сходить къ большому Соловецкому; обѣтъ-то далъ, да и померъ, не сходивши къ чудотворцамъ; пришла весна, я и говорю старикамъ: «Ищите себѣ на это лѣто другато пастуха, а я дойду Богу молиться». Ну, и сходилъ за брата на море къ большому Соловецкому.

— А то ты всегда въ пастухахъ?

— Всегда въ Сушигорицахъ пастухомъ живу, у царяднова [21] Очереднаго. Авт. ночую и ужинаю; обѣдать не обѣдаю: возьмешь съ собою хлѣбца, соли, да тѣмъ и пробавляешься, еще хорошо, коли вода близко, а то просто намучаешься!..

— Работа пастуху, кажется, небольшая?

— Какъ, братецъ ты мой, работа небольшая, дождь, сивера, а ты все въ полѣ, да въ полѣ!.. А то еще волки одолѣваютъ: вотъ третьяго дни трехъ коровъ зарѣзали; погналъ я стадо домой, а три коровы за кусты зашли; мнѣ и не въ примѣту; такъ онѣ остались, такъ и пропали.

— Кто же за нихъ отвѣчать будетъ?

— А кому отвѣчать? никто не отвѣчаетъ!

Коровы очень разбрелись, пастухъ схватилъ берестовую трубу, аршина въ два длиною, затрубилъ въ нее и коровы опять стали собираться къ кучу, не смотря на то, что отъ музыки моего новаго пріятеля скорѣе можно было разбѣжаться: арія, которую онъ разыгрывалъ на своемъ инструментѣ, была немногимъ хуже при доѣзжачихъ, когда тѣ скликаютъ изъ лѣсу или изъ острова собакъ.

— Отчего ты только трубишь? спросилъ я, ты бы лучше какую нибудь пѣсню игралъ.

— У насъ здѣсь не умѣютъ играть, только трубятъ; вотъ подъ Москвою, такъ тѣ ужъ какъ тебѣ играютъ-то, такъ играютъ! Я ходилъ Богу молиться, а здѣсь былъ пастухъ изъ подъ Москвы; слышалъ я, хорошо играетъ!.. Только на другой годъ не остался; съ волкомъ не справился, волкъ одолѣлъ!

— Какъ же ты справляешься?

— Я привыченъ, а къ осени и я одинъ не справлюсь, подпаска даютъ, съ царяднова двора мальчишку даютъ для того, что къ осени волкъ больно смѣлъ бываетъ.

1890

Обличь — по близости. Авт.

Жито ячмень. Авт.

Въ другихъ мѣстахъ разчистки называются кулигами. Замѣчательно, что въ лѣтописи Велички встрѣчается слово пядина.

Давнишніе; досейные, т. е. до сего времени. Авт.

Одры устроиваютъ слѣдующимъ образомъ: въ осямъ или къ цѣлой телѣгѣ придѣлываютъ вдоль два бруса, въ концахъ которыхъ вколачиваютъ палки, длиною до 1 1/2 аршина; эти палки связываются между собою, задняя съ задней, передняя съ передней, также палками, въ нѣсколько рядовъ. На эти одры кладутъ хлѣбъ и прижимаютъ его палкой, которая привязывается къ одру. На одеръ кладутъ отъ 5 до 6 грудъ ржаныхъ. Авт.

Это, говорятъ, бываетъ въ жаркое лѣто. Нынче лѣто было жаркое, а ячмень начали жать не ранѣе 5 августа. Авт.

Корзинка для сѣмянъ, которую привѣшиваютъ на кушакѣ черезъ плечо.

Бороны дѣлаютъ здѣсь изъ суковатыхъ плахъ, связанныхъ вмѣстѣ, слѣдовательно, безъ вбитыхъ зубьевъ. Авт.

Т. е., былъ плотникомъ. Авт.

Смолы, которую скоблятъ съ ели. Авт.

Грубая ткань изъ пеньки.

Тоже.

Вейтерь, вентерь — корзина изъ прутьевъ, съ узкимъ горломъ, въ которое рыба войдя, уже не можетъ выйдти.

Челюзна, огрѣхъ — незапаханная полоса земли, по ошибкѣ пропущенная.

Колокольцы дѣлаютъ, большею частію, изъ хелѣга, овальной формы. Авт.

Челны дѣлаютъ изъ двухъ бревенъ; берутъ два бревна вершковъ 5 въ діаметрѣ и въ сажень длиною, долбятъ ихъ на подобіе корытъ и потомъ связываютъ; въ нихъ ѣздятъ стоя, становясь въ оба корыта.

Пустошью называются дальнія поля, которыя не унавоживаютъ; сдѣлавъ нѣсколько посѣвовъ, ихъ оставляютъ до тѣхъ поръ, пока на нихъ не выростетъ лѣсъ, который жгутъ и тогда опять сѣютъ.

Здѣшнія болота почти всегда покрыты мелкимъ лѣсомъ.

Ледина пустошь, покрытая мелкимъ лѣсомъ, удобная для посѣва. Авт.

Картофель еще называютъ земляными яблоками. Авт.

Очереднаго. Авт.