Павел Якушкин - Из Псковской губернии

15 Августа 1859 г.

Я пріѣхалъ въ Псковъ рано поутру 10 Августа, и, немного отдохнувъ, пошелъ ходить по городу. Псковъ не великъ, но какъ-то правильно и красиво стоитъ на холмахъ. Благодаря тому, что этотъ городъ въ сторонѣ, онъ и не тронутъ: улицы небольшія и идутъ какъ-то причудливо, то повернутъ вправо, потомъ влѣво, то раздѣлится иная на двѣ. Церкви большею частію очень маленькія и довольно старинныя. Я входилъ въ нѣкоторыя, однакожъ не видалъ, можетъ быть и случайно, старыхъ иконъ; тѣ же, на которыя мнѣ указывали, какъ на старинныя, сильно подновлены и — къ сожалѣнію — довольно неискусно; но я увѣренъ, что Подключникову была бы здѣсь работа. Подойдя къ Кремлю, стѣны котораго почти разрушены, встрѣтилъ я стараго дьячка, пригласившаго меня въ соборъ, который въ настоящее время бѣлятъ и поновляютъ въ немъ иконы. Въ этомъ соборѣ почиваютъ мощи святыхъ князей Гавріила-Всеволода и Довмонта и Христа-ради-юродиваго Николы. Провожатый показывалъ мечи св. князей: Довмонта небольшой, а Гавріила-Всеволода длинный съ гербомъ и надписью на рукояткѣ: honorem meum nemini dabo (чести своей никому не отдамъ). Къ намъ подошли еще два дьячка и мы цѣлой толпой пошли въ склепъ, гдѣ похоронены какія-то княжескія дѣти и 5 епископовъ. Первый изъ похороненныхъ здѣсь епископовъ Симонъ, умершій въ 1755 году, очень уважаемъ здѣшними жителями: многіе приходятъ къ нему съ молитвою и получаютъ, говорятъ, облегченіе. Отсюда я полезъ наверхъ; и когда подошелъ подъ самую крышу, мнѣ предлагали взойти на нее, но я отказался и довольствовался видомъ изъ окна. Видъ оттуда великолѣпный: подъ самыми ногами рѣка Великая, которая, извиваясь, показывается въ нѣсколькихъ мѣстахъ, вдали чуть виднѣется Талабское озеро; по ту сторону, какъ разъ напротивъ, какая-то деревенька, а немного поправѣй стоитъ очень уединенно женскій монастырь; и все это на совершенно ровномъ мѣстѣ, такъ-что и конца не видно! —

— «Этотъ соборъ строенъ царемъ Петромь 1-мъ» сказалъ мнѣ проводникъ, выходя изъ церкви: «а когда освѣщали этотъ соборъ, самъ царь пріѣхалъ на освященіе, и самъ апостола читалъ.»

Потомъ показывали мнѣ какіе-то покои: маленькій одноэтажный каменный домъ, построенный на мѣстѣ сломанной для этого церкви.

Возвратясь изъ собора, я подговорилъ плыть съ собою здѣшняго мѣщанина Алексѣя Ѳедоровича Полякова: онъ досталъ челнокъ и мы отправились съ нимъ на веслахъ, внизъ по Великой. Едва успѣли мы отплыть съ версту, нагнали будару.

— Бударка-то порозня, сказалъ Алексѣй Ѳедоровичъ, такъ мы свою лодочку привяжемъ къ бударкѣ, намъ и полегче будетъ.

— Будару тянутъ бичевой, такъ намъ, и не позволятъ привязать, замѣтилъ я ему.

Нашъ корабль не большой, тяготы не сдѣлаетъ, отвѣчалъ онъ; да къ тому же мнѣ всѣ тутъ знакомы: лѣтъ какихъ сорокъ, слишкомъ, бѣгалъ на своей ладейкѣ со Опскова на Юрьевъ; теперь только сталъ старъ, такъ этимъ лѣтомъ и продалъ свою будару, да скучно — куплю осенью: осенью ладьи дешевы, а весной ранней можно большія деньги заработать.

Мы повернули къ плывшей бударѣ, и въ-самомъ дѣлѣ Алек. Ѳед. былъ знакомъ съ хозяиномъ этой будары.

— «Иванъ Ивановичъ, ты? спросилъ онъ, привязывая свою лодку къ бударѣ около руля.

— А! Алексѣй Ѳедоровичъ! куда Богъ несетъ? отвѣчалъ тотъ, приподнявъ шапку.

— Вотъ съ добрымъ человѣкомъ по Талабску озеру покататься хотимъ.

— Доброе дѣло, доброе дѣло! проговорилъ онъ и запѣлъ довольно нескладно:

— Малый молодой, а ловкій, сказалъ мнѣ Алек. Ѳедор: и богатый, какихъ нибудь отъ роду лѣтъ 30, а свою будару справилъ: тысячу восемьсотъ заплатилъ.

— Серебромъ? спросилъ я.

— Да, серебромъ…… Да ты посмотри какая бударина-то: такъ скажешь, что дешево.

— А можно взлѣзть на будару?

— Отчего же? Можно….. Эй, Иванъ Иванычь! крикнулъ онъ: человѣкъ хочетъ на будару къ тебѣ лѣзть!

— Милости просимъ, милости просимъ! отвѣчалъ хозяинъ будары.

Я довольно неловко полѣзъ на будару: нашъ челнокъ вертѣлся при малѣйшемъ движеніи; а надо было стать на край челнока, потомъ перепрыгнуть четверти на три, или на цѣлый аршинъ вверхъ на лѣсенку, и послѣ по лѣсенкѣ, совершенно прямо стоящей, перебраться еще аршина на 3 вверхъ, наконецъ, ухватившись за край (бортъ) будары, переползти въ будару. Процедура этой лазни доставила не мало добродушнаго смѣха, какъ Ивану Ивановичу, такъ и моему доброму Алексѣю Ѳедоровичу. Кончилось однако все благополучно и я былъ въ бударѣ.

— Не знаю, какъ тебя по имени-отчеству величать, — проговорилъ, смѣясь, мой новый хозяинъ, — а лазить ты не большой мастакъ!

— Да вотъ какъ видишь….. отвѣчалъ я, едва переводя духъ.

Кое-какъ перелѣзъ я на палубу и сѣлъ на парусъ, свернутый копной впереди мачты.

— Ты изъ коихъ мѣстъ? спросилъ меня хозяинъ, оставаясь около руля.

Я ему сказалъ.

— Тяни! крикнулъ хозяинъ двумъ работникамъ, тянувшимъ бечеву.

— Куда идешь? спросилъ я, когда Иванъ Иванычъ, поработавъ рулемъ, успокоился.

— А въ Устье-погостъ, въ Назимовское село, коли знаешь, отвѣчалъ тотъ: купилъ лебастръ въ деревнѣ Дубникѣ близъ Изборска, да купилъ-то я за дешево….. лебастръ былъ копѣйки по 3 пудъ, а много-много три съ половиной; только прослышалъ я, чтовъ Питерѣ купецъ откупаетъ весь лебастръ въ нашемъ краю; хочетъ, знаешь, добрый человѣкъ, цѣну поднять….. Я и купи 16,000 пудовъ по 4 к. Купецъ сталъ давать всѣмъ, кто только ломаетъ, по 6 коп., а то и по 7 за пудъ: мои-то мужики, наламамши мнѣ лебастру, передали тому купцу — а я, пріѣхамши грузить — да и стой! Я къ окружному въ Опсковъ, говорю такъ и такъ: не погуби; моя благодарность сколько силъ хватитъ….. — „Мнѣ, говоритъ, твоя благодарность не нужна; объ этомъ и не помысли, а что надо по закону — сдѣлаю.“ Сейчасъ послалъ за мужикомъ; тотъ было туда-сюда, да какъ зуботычинъ сколько скушалъ — признался! — „Ну, говоритъ окружный: хочешь: лебастръ давай, хочешь — 700 руб. штрафу; а не хочешь: все продамъ, а удовлетворю: все продамъ, а взыщу — впередъ не мошенничай! Вотъ тебѣ сроку до завтра!“ А мужикъ-то тышчникъ [1] Т. е. тысячникъ. — думалъ-думалъ — взялся доставить лебастру — А лебастръ нынѣ въ цѣнѣ: въ Лифляндіи много берутъ для земли: вздымаетъ — позему класть не надобно!»

— А тамъ почемъ? спросилъ я.

— Что Богъ дастъ!

Послѣ я спросилъ у Алексѣя Ѳедоровича о Лифляндскихъ цѣнахъ на алебастръ.

— Да хозяинъ за провозъ беретъ 5 к. съ пуда, о свой товаръ лучше; ты и считай!

Наконецъ мы пріѣхали въ Устье; работники перешли на ладью, бросили якорь, закинули канатъ на берегъ, и всѣ пошли въ шакшу (каюту) съ кафельной печью около руля, куда пришелъ и мой дѣдъ Алексѣй Ѳедоровичь.