Михаил Толкач - На сопках Маньчжурии

— Тем паче, там и капитан Фёдоров…

— Из запаса капитан. Не всегда может оценить обстановку.

— О чём вы, товарищ майор? — повысил голос Чугунов. — Тут армия или детский сад? Оценил, не оценил…

— Виноват! — Солнце било Васину в лицо и он помаргивал, как спросонья. — Запасник и есть запасник…

— Закроешь тут глаза и уши японского генерала Отодзо Ямады! — Чугунов рассерженно вышагивал от окна к двери. — У того обстановка, у другого — распашонка. У третьего — привычка запасника! А вы зачем, товарищ майор?

— У Фёдорова как у строителя — своё руководство…

— Ещё чего?! Оперативная деятельность сего капитана в нашей епархии! Обеспечение секретности в округе и его забота. Или вы, товарищ майор, считаете по-иному?

— Мне возразить нечего! — Васин вытер платком взмокревшую лысину. — Я хотел просить вашего согласия на проверку Фёдорова.

— Не доверяете? Или кадровики промахнулись? Или вы всех подозреваете, Климент Захарович? — Чугунов сел в кресло, скривился, будто бы откусил кислого яблока. — При этих сверках-проверках я сгораю от стыда! Будто тайком читаю чужие письма. Омерзительное чувство!

— Я и сам не хотел этого, Тарас Григорьевич, но есть инструкция…

— Чья?

— Наркома. Вы разве забыли?

— Ситуация складывается не для сличения биографий!

— Проверка не повредит, товарищ генерал! — настаивал Васин, подвигая папку с заранее подготовленными запросами в Куйбышев, Управление НКГБ. Чугунов подписал бумаги.

— Отдаёт сие чем-то смрадным!

Васин с юных лет находился в среде военных и невольно впитал в себя дух организованности, особого склада жизни армейцев. Подтянутость, собранность, неторопливость, уверенность при несении службы, люди без малейшей червоточинки — вот идеал военного человека в понимании Климента Захаровича. Первые встречи с капитаном Фёдоровым насторожили майора. Многое не глянулось ему. Капитан не вписывался в созданный воображением Васина образ истинного советского командира.

— Ваши уточнения личности Фёдорова, как я полагаю, вызваны перебежкой к противнику комиссара госбезопасности? — Чугунов вернул папку майору.

— Хозяйство Люшкова было в пределах Дальневосточного края! — Васин удивлённо посмотрел на генерала. — Да и когда то было!

— Ошибаетесь, товарищ майор! Методы, навыки сокрытия военных, государственных тайн нашими органами Люшков расписал и расписывает доныне японцам во всех тонкостях, не сомневайтесь, Климент Захарович! Уверен, комиссара госбезопасности проверяли кадровики несчётно раз.

— То — Люшков. А наша забота — Фёдоров. Просто, как пара пустяков.

— Обжегшись на молоке, дуем на воду?

— Я исполняю служебную инструкцию, Тарас Григорьевич. Распадковая — особо важный объект! По плечу ли Фёдорову ноша?

— Инструкция… Дело делать — вот наша первейшая инструкция! — Чугунов не мог и не хотел завершать на этом разговор. С именем Люшкова у него были связаны свои боли. — Люшков был старшим начальником в пограничном районе — не хухры-мухры! Не чета нашему Фёдорову. — Чугунов грузно повернулся в кресле. — У тебя сколько орденов, Климент Захарович?.. Один «Знак Почёта». А молотишь в органах сколько? Лет за двадцать. У Люшкова было три высших ордена и все — за ГПУ и НКВД… Опозорил нашу службу, мерзотник! Вот вам и кристально чистый чекист! Вот вам и сличение биографий…

Разговор о Люшкове вызвал у Васина бурю чувств и горьких воспоминаний. В Хабаровске в конце июля 1937 года появился из Азово-Черноморского края комиссар госбезопасности третьего ранга. Первым арестовал своего предшественника, всех его заместителей.

В одиночной камере очутился и Васин как участник правотроцкистской организации, будто бы существовавшей в системе органов НКВД Дальнего Востока. Шрам на лбу — память о допросах! И теперешний генерал Чугунов получил тогда партийное взыскание за «потерю революционной бдительности».

— Разрешите продолжать? — отринул тяжкие картины прошлого Васин. Он сжимал в руках папку так, что побелели пальцы.

— Извини, Климент Захарович! Тронул ненароком больное…

— Чего уж там! Из песни слов не выкинешь. — Васин с разрешения генерала перечислял меры по охране от постороннего глаза начавшейся стройки в Распадковой. Генерал молча слушал, делал пометки в блокноте.

— Иногда думаю, что мне известны все твои уловки и приёмы сокрытия секретов. — Чугунов жестом остановил Васина. — Мы очень давно служим вместе. Послушав тебя сейчас, ещё раз убедился: умеешь!

— Ладно вам, Тарас Григорьевич! — Васин в смущении извлек из кармана платок и принялся вновь потирать им свою лысину.

— Ты что-то потеешь? Не хвораешь ли, Климент Захарович?

— На Распадковой не поберёгся. Там, как в трубе, сквозит.

— Ноги — в горчицу. Малинового варенья на ночь…

— Древние учили: излечись сам! — скупо усмехнулся Васин, намекая на состояние генерала. Тот понял его.

— Вернёмся к Фёдорову. Откройте свой взгляд на его возможности.

Майор замялся. Он не мог точно определить своё отношение к капитану. Сомнения — личное восприятие человека. А верны ли они? Казалось бы, чувства долга обязаны управлять поведением обоих. Следовало бы ощущать локоть друг друга — сотрудники одной службы!

— По первым впечатлениям, ждёт и не дождётся часа, чтобы вернуться на «гражданку».

— Так то ж по первому, Климент Захарович… Считаешь, у Фёдорова в прошлом имеется что-то, мешающее ему исполнять воинский долг чекиста?

— Из запаса капитан… Обкатать требуется по нашей линии.

— Бдительность… мнительность. — Чугунову, занятому мыслями о Распадковой, не по душе было отвлечение Васина на поиск изъянов в биографии капитана, судьбой предназначенного охранять секретный объект в тайге. Генерал знал, что Васин требователен до предела. Не всякому дано служить самозабвенно, как служит сам майор. Люди, призванные войной из запаса, нуждались в обучении, им необходимо какое-то время на вживание в армейские будни.

— Не слишком ли вы строги, Климент Захарович?

— Уроки Люшкова учат нас бдительности! Да и время для натаскивания новичков нам не отведено, как видите.

— Не отведено! Тут ты — в десятку! Не отведено время и для выискивания крамолы в наших рядах. — Генерал надел очки на переносье. — Климент Захарович, условимся, что сегодня вы последний раз давали запросы на подпись. Уважьте мою просьбу: не дёргайте без нужды запасников. Избавьтесь, пожалуйста, от болезненной подозрительности! Ей-ей, они дельные, проверенные-распроверенные не единожды мужики! А то ведь на сей счёт народ не зря трунит: «Скажи человеку десять раз, что он — свинья, и он захрюкает!».

— Замечание учту, товарищ генерал! Разрешите вызвать капитана Фёдорова для уточнения новой обстановки?