Михаил Толкач - На сопках Маньчжурии

Хождение по крикливым звонким улочкам Фу-Дзя-Дяня вымотало Платона Артамоновича. В домике Варвары Акимовны он наскоро перекусил и завалился в постель. Про себя решил: «Попасть на глаза капитану Тачибана! От злобы, узнав о поступке казака, сотник Ягупкин завяжется в три узла!».

Разбудил стук в дворовое окно. Лаяла Занда. Заворочалась хозяйка.

— Какого беса об таку пору принесло?

Скопцев спросонья прошлёпал к окну, став обочь его по армейской предусмотрительности.

— Стучит кто? Чего надо?

— Сотник зовёт! — донёсся голос со двора.

Платон Артамонович собрался быстро, как по команде в воинской казарме. Он ведь резервист!

Варвара Акимовна, позёвывая и приохивая, ворчала:

— Ночь-полночь… Прутся! Ни совести, ни стыда…

Темнота слепая. Занда злобно рычала. Над городом стояли багровые отблески. Звёзды жёлтыми слитками манили ввысь.

Возле калитки на Скопцева навалились трое. Горло перехватили удавкой. Мешок — на голову! Он задыхался, в глазах завертелись жёлтые круги. Ему связали ноги. По низу мешка вместе с руками обкрутили верёвкой. Поволокли через огород к обрыву. Занда заходилась в остервенелом рыке. Хозяйка утихомиривала суку.

Скопцев слышал тяжёлое сопение мужиков. Одно желание — дышать. Он широко открывал рот, кахикал, как загнанная лошадь. Внутри мешка было пыльно.

— Ну и боров! — Голос приглушён, с сипом. Сильные пальцы подавливали его шею. Ткнули носком сапога в бок.

— Катите, товарищи, как бревно!

«Товарищи!» — похолодел Платон Артамонович. Не тополь тогда видел, запоздало ахнул он, — большевистского агента!

Его сбросили под откос — покатился вниз. Ощутил воду. Забулькало вокруг. Слёзы потекли по щекам, солёными каплями попадали в рот. Мешок стянули. Полная чернота. Силуэты мужиков. На камешках плескалась вода.

— С каким заданием ходил в Советский Союз? — Тенорок с писком. — В твоей правде — твоя жизнь!

Тишина давила на уши. Замирало дыхание. Казак соображал: как выкрутиться? О признании и не думалось.

— Зачем ходил в Россию? — не унимался тенорок.

Скопцев не проронил ни слова. Мысленно крестился, молил Бога спасти.

— Вяжи камень к ногам! — Басистый голос как приказ.

К его ноге приметнули угловатый камень. До боли стянули лодыжку.

— Сапоги новые! — спохватился тенорок.

Камень отвязали, сняли сапоги. Потянули брюки, порвав ошкур. И снова груз к ноге!

— Признаешься, что был на русской стороне? Последний шанс даём! — Хрустел песок и галька под ногами.

Молчал Скопцев.

— Именем трудового народа… за казни невинных… за шпионство на японцев…

— Убейте, братцы, но не топите! — Скопцев издал всхлип.

— Глади на него! Холодной воды забоялся. — Из сырого мрака раздался смех. Ногами затолкали в воду.

— Твоё последнее слово, иуда!

— О-о-у-у-у!!! — завыл казак, взбулгачивая омут.

Кто-то прихлопнул протабаченной ладонью его рот. Он извернулся, укусил руку.

— Помоги-ите-е!!!

Наверху послышались шаги, китайский говор.

— Полиция! — Мужики, оставив полузатопленного Скопцева, побежали прочь.

Задохнувшись в страхе, казак волочил за собой камень. С крутояра спускались люди с фонарем. Не красные ли опять?! Скопцев лихорадочно рвал узлы верёвки на ногах. Нашарил мокрые брюки. Освободившись от пут, бежал изо всех сил по берегу.

— Цу! Цу! — неслось позади.

Выскочив на шаткий мосток, напялил брюки. Босиком шпарил по тропинке.

…Недалеко от мостика, возле ограды спиртоводочного завода Спритенко, стояли двое.

— Как он? — спросил тщедушный мужчина.

— Воды холодной забоялся!

— Не признался?

— Никак нет, господин сотник!

— Ты вот что, Изот Дорофеевич, — Сотник снизил голос до шёпота. — Этих двоих… Ну, понимаешь… без шуму в расчёт…

— Сделаем!

Утром среди деревьев на берегу вспучившейся после ливней Модягоувки китайский сторож Питомника обнаружил два окоченевших трупа. Документов не было. У одного на ладони кусаная рана. Возле другого валялись заляпанные глиной сапоги.

К осени 1944 года события на мировых фронтах развивались не в пользу союзников по блоку Рим — Берлин — Токио. Альянс профашистских государств — Финляндии, Румынии, Болгарии — распался окончательно. Англо-американские войска наращивают удары по Германии. Красная Армия — у порога рейха…

В секретных обзорах, с которыми Тачибану ознакомили в штабе войск Квантунской армии, отмечались оглушительные потери германской армии в ходе войны. Разбиты или понесли невосполнимые утраты двести двенадцать дивизий и двадцать две бригады. Выведено из строя 6700 танков, 28 тысяч орудий и минометов, 12 тысяч самолётов. Больше полутора миллионов человек значатся в графе убитых! Немецкое командование уповает на фергельтунгсмиттель — средство мщения — реактивные снаряды «фау». Практика не подтвердила надежды — разрушения хаотичны, случайные, нерациональные…

— Слабое утешение! — заключил свои размышления Тачибана. Он сидел за столом угрюмый, серый. Простуда цепко держала его в своих изнуряющих объятьях. Не отпускали и мрачные мысли: «Что будет с Японией?». На Тихом океане для неё создалась критическая обстановка: пали Марианские острова, дивизии императора на филиппинских архипелагах попали под уничтожающие удары американцев. Удача явно отвернулась от Страны Восходящего Солнца!

Тачибана теперь сожалел о своём раздражении, выказанном в дни ожидания сообщений Ягупкина. Сотник может возомнить, что без русских армия микадо бессильна! Тем более что Шепунов доложил о блестящем результате поиска Скопцева. Ведут обобщение данных. С минуты на минуту должен прибыть Ягупкин… Возможно, информация сотника скрасит скорбное настроение?..

В приёмной Тачибана томился Ягупкин с папкой под мышкой. В углу помещалось высокое трюмо, как в женской туалетной, и, прежде, чем показаться шефу, сотник оглядел себя в зеркало. Прилизаны поредевшие волосы на узкой голове, впалые щёки. Уши — топориком. Плечи опали, словно у немощного старика. Веки подёргиваются. Никита Поликарпович приободрился, развернул грудь — офицер казачьего войска! Делая вид, что не замечает хмурости и квёлости Тачибана, легко пересёк кабинет, стараясь держаться по-военному стройно.

— Здравия желаю!

— Нинь-хао! — вяло отозвался по-китайски Корэхито.

— Разрешите доложить?

— Хорошо… хоросо. Садитесь, господин сотник. Почему поздно докрад? — скрипуче заговорил Тачибана. — Агент вернулся не вчера и не после вчера!

— Подытоживали материалы, господин капитан! — жизнерадостно продолжил Ягупкин. Он чувствовал себя победителем. Как передал Шепунов, результат «ходки» уже на столе у атамана Семёнова. Но царапнуло сердце замечание японца о позднем докладе: «Каналья, следит за каждым шагом!».