Элвин Москоу - Столкновение в океане

Вечером 25 июля у юноши имелись все основания быть довольным своей судьбой. Он знал, что на пассажирские лайнеры «Концерн Бростром» назначает только лучших служащих, следовательно, в избранной специальности он добился успеха. Капитан, коллеги-штурманы, фирма, которой он служил, доверяли ему, и он это чувствовал. Определилась и его личная жизнь. В канун сочельника прошлого года он женился на Лилиан Мартель, стройной темноволосой хорошенькой девушке из Эльзаса, которая ждала его теперь в новой квартире, снятой ею в Гетеборге, порту приписки судна. Через пять месяцев они ожидали появления своего первенца.

Карстенс занимался своим делом на мостике, не проявляя излишнего волнения, так как не принадлежал к категории людей, вечно чем-то обеспокоенных. Он внимательно наблюдал за морем, часто смотрел на экран радиолокатора, проверяя, не показалось ли где-нибудь другое судно, идущее встречным курсом на запад, так как знал, что на пути к плавучему маяку «Нантакет» это может случиться. «Стокгольм» находился в водах с интенсивным движением, поэтому была также вероятность пересечения его курса по носу другим судном. Однако все это относилась к разряду обычных явлений, а кроме того, существовали Правила для предупреждения столкновений судов в море, которых придерживались суда в открытом море. Карстенс был совершенно спокоен. Каждый раз, выходя на крыло мостика, он проверял ходовые огни «Стокгольма». На «Стокгольме», как и на других судах, горели два белых топовых огня: один из них находился на высокой мачте позади рулевой рубки, а другой — впереди и ниже первого. Эти огни должны были быть видны с расстояния в пять миль. Пониже мостика были также выставлены отличительные огни: зеленый — с правого борта и красный — с левого, оба видимые с двух миль.

Карстенс проверил машинные телеграфы, установленные на каждом крыле мостика. Их ручки находились в крайнем переднем положении, соответствовавшем «полному ходу вперед».

Внизу, в машинном отделении, два огромных дизеля, развивая мощность 14 600 лошадиных сил, вращали со скоростью 110 оборотов в минуту два судовых винта.

Вахтенный штурман следил, чтобы не только рулевой, но и вахтенные матросы исправно несли свою службу. Он отвечал за все происходившее на мостике. Вахтенные были совсем молоды, и Карстенс оказался среди них самым старшим. Всего на несколько месяцев моложе его был матрос Педер Ларсен, датчанин по национальности, на «Стокгольме» он был новичком. Остальные два матроса — Бьеркман двадцати лет и восемнадцатилетний Стен Иоганссон — были юношами, профессиональное умение и сознательность которых не выходили за рамки возможностей учащихся. Они мечтали поступить в мореходное училище, чтобы в дальнейшем стать штурманами.

В 21 час 20 минут, когда одна треть срока вахты истекла, матросы поменялись местами. Вахтенный на мостике Иоганссон сменил у руля Бьеркмана, а последний, взобравшись по трапу на крышу рулевой рубки, махнул Ларсену рукой, давая знак спуститься из «вороньего гнезда». Ларсен проворно слез по скобтрапу и занял на мостике место вахтенного матроса, а Бьеркман принялся взбираться на мачту, чтобы провести очередные восемьдесят минут в маленькой бочке. В ясную погоду это был лучший наблюдательный пункт для впередсмотрящего, так как по мере увеличения высоты над поверхностью моря поле зрения расширялось.

Через десять минут, сверившись с картой, капитан Норденсон отдал приказ изменить курс с 90 на 87 градусов. Штурман моментально передал приказ рулевому Иоганссону, сменил цифры на доске — теперь там стояло 087 — и пошел в штурманскую рубку, чтобы проложить на карте новый курс. Неразговорчивый капитан не видел необходимости объяснять молодому штурману свои действия, но Карстенс заключил, что тот решил взять ближе к плавучему маяку «Нантакет».

Пока послушный штурвалу теплоход ложился на новый курс, Карстенс занялся определением места судна. На судне был лаг системы «САЛ» — прибор, который при помощи прикрепленной в подводной части судна латунной трубки вел отсчет пройденного расстояния. Заметив на счетчике этого прибора две последние цифры, штурман узнал количество миль, которые прошло судно с момента определения предыдущего места, произведенного в 20 часов. Оказалось, что за истекшие один час и сорок минут за кормой осталось тридцать миль. Полученное расстояние Карстенс отложил вдоль начерченной на карте линии курса «Стокгольм».

Определив таким образом точку, в которой судно находилось в 21 час 40 минут, Карстенс проложил от нее линию нового курса направлением 87 градусов. Продолжение линии прежнего курса в 90 градусов, проходившее в восьми милях южнее плавучего маяка «Нантакет», он стер резинкой. Новая линия прошла от маяка на расстоянии около трех миль, но этот дальнейший путь судна был лишь приблизительным. Штурман знал, что северные течения снесут «Стокгольм», и на траверзе плавучего маяка он окажется от него, как это и нужно было, в пределах одной или двух миль. Обычно капитан требовал, чтобы судно проходило плавучий маяк не ближе и не далее двух миль. Затем оно ложилось на новый курс — к острову Сейбл, и шло к северной оконечности Шотландии по свободному от других судов пути.

Поскольку плавучий маяк «Нантакет» находился еще слишком далеко, чтобы можно было взять точный пеленг радиопеленгатором или радиолокатором, единственным методом определения места судна было счисление. Карстенс знал, что возможную ошибку в расчетах можно будет исправить, когда плавучий маяк окажется в пределах пятнадцатимильной шкалы радиолокатора. Несмотря на все последние новшества, счисление пути все еще остается основным методом контроля за местом судна на бездорожных просторах океана.

Когда Карстенс, проложив на карте новый курс и сделав об этом соответствующую запись в судовом журнале, возвратился в рулевую рубку, день уже угас. Настала ночь, море и небо приобрели другой, более красочный вид. Вечерние сумерки сменились полной темнотой, и только яркий желтый свет слегка ущербленной луны мерцал на спокойной поверхности океана. Медленно катились небольшие волны. Судно легко скользило по ним, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Ночь казалась Карстенсу действительно прекрасной. Вряд ли он предполагал, что впоследствии никогда не сможет забыть этого круглоликого, усеченного сверху диска луны, бросавшей, подобно прожектору, луч желтого цвета. Временами луна пряталась за облаками, но затем снова появлялась примерно в 20 градусах справа от судна.

Ночь была такая же душная, как и день, термометр показывал 21 градус, и обе двери из рулевой рубки на крылья мостика стояли распахнутыми настежь. Обычно дверь с наветренной стороны закрывали, чтобы ветер не гулял по рубке. Однако в эту ночь дул только легкий юго-западный бриз.