Дмитрий Губин - Въездное & (Не)Выездное

Но чтобы понять, как советское наследство соотносится с обычным человеком, в Волгограде нужно отправиться туда, куда отправляются все, – на Мамаев курган. Некогда безымянная высота 102 и правда впечатляет. 200 огромных ступеней по числу дней битвы (на ступенях – надпись: «За нашу советскую Родину! СССР!). Пирамидальные тополя, стены-руины, статуи героев, воды Стикса, скала с прорастающим торсом маршала Чуйкова, – все это сквозь туман. Скульптор Вучетич был, скажем так, неоригинальным художником, – но как хорошо, что он таким был. Скорбящую мать он подсмотрел у «Пьеты» Микеланджело, Родину-мать позаимствовал у Эрнста Неизвестного, все прочее – у греков и римлян, но в итоге курган стал отражать величие битвы и трагедию смерти, а не идеологию СССР. Вучетич – в отличие от Церетели в Москве – работал на вечность, пренебрегая мелочами вроде посетителей, которые у подножия 87-метровой Родины могут валиться с ног от усталости (или не иметь ног вовсе, будучи инвалидами войны), а также хотеть поесть, попить или даже пописать.

Так что ничуть не меньше трагедии, запечатленной в камне и бетоне, меня потрясло то, что на Мамаев курган ветераны должны были подниматься только по лестнице – там не было и нет подъемника для инвалидов. На всем гигантском кургане во времена СССР не было ни единой скамейки. Ни одного фонтанчика с водой. Ни одного кафе и ни одного туалета. Кафе с туалетом и киоск сувениров, торгующих аляповатой родиной (той, которая с мечом) – появились недавно. «Туалет коммерческий, – сказал, улыбаясь, человек на входе. – Восемьдесят рублей. Только ключ у бармена, а бармен ушел. Будете ждать?».

Я покачал головой и пошел прочь, надеясь, что это была шутка. Ботинки промокли. На Мамаевом кургане снег чистили. Но в городе не чистили, а попросту ждали, когда сам растает.

К третьему дню пребывания в Волгограде у меня голова кругом шла. Не только потому, что сайт аэропорта сообщал о регулярных вылетах и прилетах, а по телефону диспетчеры отвечали, что аэропорт закрыт наглухо.

Я сидел в гостинице, где было все – беспроводной интернет, Сталин и виды рейха, советский ампир и господин де Мольер, – и понимал, что современный русский как ребенок: он хочет всего и сразу.

– А ты считаешь, мы должны скрывать, что здесь Сталин жил? – сказал мне обиженно один из местных. – Это наша история!

– Ни в коем случае скрывать не надо! – ответил я. – Но я представить не могу, чтобы в отеле Adlon в Берлине висел портрет Гитлера на том основании, что там бывал Гитлер. Фотографиям Гитлера, как и Сталина, место в альбоме, который тем и хорош, что фиксирует, а не дает оценок. А на стене – место тому, чем гордятся. Или тому, что подходит по стилю. Я понимаю, что картины с видами Германии гостинице подарили, но вообще-то здесь место соцреализму, «Битвам за урожай» или «Сталеварам во Дворце съездов». Хороший стиль, понимаешь ли, это не когда богато, а когда есть соответствие, перекличка.

– Хм, логично… – откликнулся мой собеседник. – Ну что, звоним в аэропорт?

И потом, по дороге на рейс, задерживавшийся на сутки, я думал, что, пожалуй, наши города не так уж и одинаковы. И что людей, желающих не разрушать прошлое, а вписать в него настоящее, тоже хватает. Им не хватает лишь малости – знания стандартов. Через эту перекличку времен уже прошла вся Европа, и многому научилась. Гостинице «Волгоград» не хватает не бархатных штор с бомбошками и ламбрекенами, а западного управляющего, хорошо осведомленного, где место тиранам и каковы требования к санузлам.

А когда я садился в самолет, то подумал о том, что городу Волгограду тоже, пожалуй, не хватает управляющего из варягов. Чтобы установил правила архитектурной игры, например. Чтобы не вызывали оторопь наглые новые башни, выросшие на берегу Волги из ниоткуда. Чтобы общественный транспорт в городе ходил по расписанию на электронном табло.

Чтобы тротуары, черт побери, чистили либо же посыпали песком.

А когда самолет отрывался от земли, то я политически некорректно подумал уже о том, что на президентских выборах 2012-го я бы, пожалуй, проголосовал за Рюрика. А что? Прецедент был. Тогда земля была богата, да не хватало порядка. Сейчас тоже вон полно всего, но не хватает стандартов. А стандарт – он и есть порядок.

А когда самолет приземлялся в Москве, я вдруг вспомнил, что было в Волгограде одно местечко – технологически, так сказать, безупречное. Немецкая пивнушка «Бамберг», где было весело, дешево и очень вкусно. Я в таких многих бывал в Баварии, где и находится город Бамберг. Пивнушка, кстати, располагалась в паре минут от «Мельницы» и музея Сталинградской битвы. И, что радует, это ничьих протестов не вызывало, потому что в хорошем и грамотном заведении любой нормальный человек не чувствует ни малейшего оскорбления идеала, а чувствует ровно то, что чувствует немец во французском ресторане или француз в швабском биргардене – радость и удовольствие от жизни.

У меня однажды возникла идея обставить квартиру в «сталинском» стиле (мы живем в «сталинском» доме), но я быстро понял, что это безумие. Ни диванов с высоченной спинкой и валиками по бокам, ни секретеров с полукруглой сдвигающейся крышкой, ни сервантов пальмового дерева – к нашему времени не сохранилось ни-че-го. А то, что сохранилось (вентилятор в виде пограничника Карацупы), шло и идет по цене хороших каминных часов времен александровского ампира.

К увиденному мною в Волгограде это замечание, впрочем, имеет малое отношение. Просто давно хотел об этой мимолетной печали упомянуть.

Но жанр комментария и предполагает, скорее, скромное замечание по поводу, нежели развернутую парадигму.

Теги: Казаки, суши и «Маргарита». – Гопники, Nike и аутентичность. – Документальное кино, любовь и мат как лингвистический транспорт.

Казаки в Ростове-на-Дону – хмельные, с иконами, с толстозадыми бабами – смотрят на тебя начиная с аэропорта. Потому как сувенирные. Эта казачья самоирония прекрасна. Я упивался ею, поехав в Ростов на уикенд по делу.

Это был не первый мой приезд. Но в первый там боролись со снегом методом самотаяния, и по городу было особо не погулять. Запомнилась невероятная южная архитектурная пышность, которой навалом, скажем, в Праге, а вот в России практически нет. Не просто пламенеющая эклектика, когда все в кучу, много и сразу; не просто кремовый торт здания городской думы, – а весь старый город этим кремом мазан, всюду эти архитектурные марципаны, на каждом дореволюционном домишке. Ими покрыт весь центр, начиная с крутобедрых улочек возле собора и рынка, моющих ступни в Доне – и южный город производит сильное впечатление сочетанием изобилия с покосившимися хибарами, а также с той грязью, которой город покрыт.