Дмитрий Губин - Въездное & (Не)Выездное

«Жулики и аферисты не имеют права на Рембрандта?» – спросил я, не веря своим ушам, ибо видел на входе этих аферисток, этих плачущих девушек. «Имеют, но за полную цену», – уточнил Пиотровский.

И я понял, что стояло за его словами. За ними стояла не идея открытости культуры, и не идея общности мира, и не идея объединения людей, – а идея культурного распределителя. Хозяин которого неподотчетен получателям и сам решает, кому, сколько и чего предоставить (и которого получатели благотворят за льготы). Я понял вдруг в секунду многое – даже то, отчего наши музейные бабушки-хранительницы в музеях так набрасываются на тебя, охраняя «культурное достояние» (но очень редко помогают и никогда не улыбаются). Меня вон в день паспортизации на входе одна из них не пускала в Эрмитаже на перформанс Бартенева, требуя какой-то немыслимый «бейджик» (Бартенев потом был в шоке), а когда я открыл все же дверь, побежала за милицией, поскольку я в ее глазах (без бейджика!) уж точно был жуликом.

Идея распределителя – она, я считаю, ужасна. И дело не в деньгах. Москвой как распределителем правил Лужков. Это очень русская идея – распределять, подкупая льготами лояльность своих, и игнорировать чувства прочих. Делить мир на коренных и понаехавших тут. Разделять – и властвовать.

Заковырка лишь в том, что в Эрмитаже собраны шедевры все же мирового искусства.

Вот уж чего я не ожидал после публикации в «Огоньке» – так это вала злых откликов: типа, если тебе стыдно паспорт показать, то не показывай и плати по полной, а нам нашу малину не ломай!

Я благодарен этим откликам.

Без них мне часто – людям свойственно судить о мире по себе – начинает казаться, что всем моим соотечественникам процедура предъявления паспорта кажется унизительной; что всем моим соотечественникам идея сегрегации кажется отвратительной; что для всех двойные цены и двойные стандарты дурно пахнут… Отнюдь.

Многие люди, прожившие жизнь в СССР, так и продолжают делить мир на своих и чужих. Как такое могло сохраниться и даже укрепиться в голове директора Эрмитажа, сына директора Эрмитажа – ума не приложу.

Но мне и на самом деле стыдно.

Тем более что в Эрмитаже в смысле сегрегации все без изменений.

Теги: Собрание ТСЖ как способ превратить русский рай в русский ад. – Фракция блондинок и перекрашивание брюнетов. – Мое малодушие и мечты о вертикали власти.

Я тут побывал на собрании своего ТСЖ. И в трехчасовом гаме, реве и оре прозрел будущее страны. Не слишком, скажу честно, приглядное. Но и не безнадежное.

Я не то чтобы явился на это собрание, не зная куда (а главное, на что) иду. На собрании другого ТСЖ, в старом питерском доме, на моих глазах председателя правления жилтоварищи пытались выудить из-за железной решетки на лестнице, грозясь, коли тот не выйдет, за решетку упечь. Но там накал страстей был прогнозируем: дореволюционные дома петербургского центра, пережившие три революции, две войны, но ни одного капремонта, заселенные вперемежку бабулями, алкашами, богачами и школьными учителями, на своих собраниях взрываются потому, что денег на ремонт дома надо столько, сколько все равно не собрать. И мой приятель, питерский журналист Дима Синочкин, исключительный специалист по недвижимости, всерьез считает, что ТСЖ в таких случаях городить – как строить город на вулкане. К Синочкину и его идеям я еще вернусь, а сейчас о собрании.

Дело в том, что мой новый дом являет собой некий идеал новой и, если хотите, путинской России. Индивидуальный проект (я не про Путина, а про архитектора Явейна). Монолитный железобетон. Подземный гараж. Пятьдесят квартир и два подъезда. Закрытый зеленый двор. Консьержки. Тихий центр. Таков сегодня дом русской мечты (а не верите мне – спросите Синочкина!). Достаточно большой, чтобы оплачивать охрану и благоустройство (типичная машина во дворе у тех, кому не хватило мест под землей – двухлетняя Audi A4), и достаточно маленький, чтобы всем договориться. Меня, правда, смущало, что половина балконов в нашем доме быстро и разномастно переродилась в лоджии, где, как известно, советские люди складируют то, что держать дома стыдно, а выбрасывать жалко… Но это детали.

Для собрания был арендован соседний конференц-зал (о, скромное обаяние буржуазии!), повестку раздали заранее, я приготовился быстренько проголосовать за утверждение отчета, за новый бюджет, а также за найм юриста, занимающегося переводом придомовой земли в собственность. А заодно спросить, почем нынче земля для народа, сколько налогов с нее придется платить, и сможем ли мы устроить на нашей земле теннисный корт и тенистый сад.

И вот когда председатель объяснила, что миллион рублей в год на консьержек складывается из зарплаты в 8 тысяч рублей, помноженной на 4 смены, помноженной на 2 подъезда, плюс налоги, левая часть зала, традиционно занимаемая в России социалистами, вдруг обрела вид трех блондинок и голосом гламурного Горыныча неожиданно приказала:

– Прекратите! Мы не будем слушать вашу белиберду, пока вы не объясните – зачем мы тратим деньги на управляющую компанию! Я не хочу, чтобы управляющая компания тратила на консьержек миллион из моего кармана!

Присутствовавшие мужчины прикрыли рты ладонями, но председатель, слыхавшая, полагаю, и не такое, невозмутимо ответила, что платит миллион не лично блондинка, а мы все, причем пропорционально размерам квартир, за что сами голосовали на учредительном собрании, – как и за найм управляющей компании. И мы можем обсудить консьержек либо в разделе «разное», либо на новом собрании, а сейчас давайте по повестке, которую, кстати, мы тоже только что единогласно утвердили…

– Мой муж, – поднялась при этих словах светлая голова номер два, – управляет бизнес-центром площадью 15 тысяч метров! И он говорит, что консьержки, вахтеры – это вообще фигня, что защищают лишь профессиональные системы охраны!

– А не мог бы ваш муж прикинуть, во сколько нам обойдется установка и обслуживание такой системы? – невозмутимо отозвалась председатель. (У меня начало складываться впечатление, что она способна заменить Брюса Уиллиса в любом из «Крепких орешков». Вскоре я понял, что она может его заменить и без грима.)

– Это вы должны все считать! Вы! Зачем мы вас выбрали? – проснулась голова номер три. – И я не согласна, что у нас теперь закрытый двор! Зачем нам шлагбаум? У моего ребенка может развиться клаустрофобия!!!

Любезный читатель! (Простите мою старомодность, но для описания больших страстей требуется классический слог.) Читатель! Представьте, что вместо этого очерка нравов вам всучили стенограмму трехчасового собрания жильцов, перебивающих, кричащих: «А вот когда мы с мужем отдыхали в Канаде…» или «Мне мало трех машиномест!», – и главное, представьте, что вас эту стенограмму заставили читать.