Михаил Ребров - Советские космонавты

Машина упала на деревья. Они-то и смягчили удар. Георгий выбрался из кабины, достал карту. Сориентировался. Сто пятьдесят километров пешком и на перекладных пришлось преодолеть, пока добрался до своих. Пять дней его не было в полку. Считали погибшим. А он пришел и через несколько дней снова повел штурмовик в бой.

Второй раз его сбили в августе 1943 года. «Илы» наносили удар по танкам противника. В пылу атаки Георгий не заметил, как с двух сторон на него зашли два «фоккера». Третий атаковал сзади. Хотел увернуться, но было поздно. Языки пламени лизнули машину. Попробовал сбить пламя резким маневром. Не получилось. Тогда, скрипя зубами от злости, развернул самолет в сторону линии фронта и стал уходить. Дым проникал в кабину, разъедал глаза, душил.

«Еще немного», — лихорадочно думал он. Его мысли оборвал стон воздушного стрелка Ананьева.

— Петр, прыгай! — закричал Георгий. — Сейчас перелетим линию фронта. Прыгай!

— А, ты, командир?

— Прыгай, говорю! Приказываю: прыгай!

У стрелка горели парашютный ранец и сапоги. Огонь подбирался и к летчику. Сквозь дым Георгий едва различал землю, хотя высота была небольшой.

Выравниваю... Прыгай! Я потом...

Приземлились на нейтральной полосе. Еще не успели погасить купола парашютов, как по ним открыли огонь. Враги решили добить их на земле. И тут со стороны наших позиций вдруг вынырнул юркий газик. Он маневрировал между воронками, взрыхлившими широкое ноле, исчезал в лощинах, выскакивал на гребни бугров, словно катер во время шторма. Летчика и стрелка втащили в машину, и газик помчался обратно.

...Весной 1944 года шли бои в районе Винницы. Была пора половодья. Таяли снега, наступил сезон дождей. Земля набухла, превратилась в сплошное месиво. Грязища. Слякоть. Гитлеровцы двигались только по большакам. По другим дорогам обозы и техника пройти не могли. Штурмовики охотились за колоннами. Идут вдоль ленты дороги и выискивают противника. Во время одной из штурмовок зенитный снаряд попал в самолет Берегового, разбив водяную помпу мотора.

До своего аэродрома дотянуть не мог. Винт остановился. Сел кое-как. Осмотрелся. Чуть впереди — скопление вражеских машин, повозок. Брошенные пушки, различное снаряжение. Видно, фашисты спешно бежали, спасаясь от внезапного прорыва наших танковых частей.

Георгий и воздушный стрелок Виктор Харитонов сориентировались, определили место посадки. «До дома далеко. Что делать?» Выбрали грузовую машину итальянской марки, низенькую, тупорылую. Погрузили в нее снятые с самолета пушки и рацию — в путь. ...Кончилась война. 9 мая 1945 года мир узнал о полной капитуляции фашистской Германии. Люди праздновали Победу, а с маленького фронтового аэродрома, что расположился неподалеку от чехословацкого города Брно, все еще уходили на боевые задания краснозвездные штурмовики. И даже 11 мая советские летчика вели бои, уничтожая последнюю группировку врага, отказавшуюся сложить оружие.

Там, в Чехословакии, под Брно, сделал Герой Советского Союза Георгий Береговой свой 185-й боевой вылет. Потом? Потом были мирные дни. Были раздумья о будущем. Был поиск. Свое место в жизни искал жадно, увлеченно, брался за то, что посложнее. И нашел — в научно-исследовательском испытательном институте, куда его направили работать. Испытательный аэродром стал Береговому и домом, и школой. Здесь начинали свою жизнь новые самолеты. И днем и ночью гудели двигатели — уходили в небо крылатые машины. Случалось всякое. Угрожающе мчалась навстречу земля, скрежетал не выдерживающий напряжения металл, разгерметизировались кабины на больших высотах... Требовались максимальное напряжение сил, высокая профессиональная подготовка, мужество и ежедневная, ежечасная готовность к риску. Такой была эта «просто работа, просто служба».

...Предстояло испытать новое радиооборудование. С заснеженного аэродрома взлетел самолет. Сквозь легкий шумовой фон эфира слышно мерное пение турбины. Переговоры с землей — вопросы, I ответы. Стрелка высотомера медленно ползет по шкале, отсчитывая десятую тысячу метров. И вдруг машина вздрогнула, начала проседать. Самолет вроде бы и управляем, но идет со снижением. Что случилось? Почему? Стрелка указателя оборотов двигателя безжизненно стоит на пуле. «Заклинило подшипники?» Рука потянулась к дроссельному крану, перекрыла подачу топлива. В наушниках тишина: нет электропитания, нет связи. Эфир молчит.

«Спокойно, все будет хорошо»,- мысленно повторяет летчик, разворачивая самолет в сторону ближайшего аэродрома.

Скорость падает. Если она станет ниже минимальной, самолет не сможет держаться в воздухе, он превратится в тонны металла, которые рухнут на землю.

Стекло фонаря кабины покрылось инеем. Перед глазами летчика молочная пелена. Нет электропитания, нет обогрева. И снова: «Спокойно! Ручку чуть от себя. Но только чуть-чуть. Высоту надо беречь».

Чем ниже спускался самолет, тем плотнее становилась стена облаков. Видимость — ноль. Летчик тянется лицом к бронестеклу, дышит на него, трет перчаткой, чтобы высветить маленький пятачок. До боли в глазах всматривается в туман. Но вот облака раскололись. Белым пятном стремительно надвигалась земля. Многотонная, потерявшая скорость машина быстро шла вниз. Мысль работала со скоростью приборов — их показания фиксировались пилотом мгновенно: скорость... высота... скорость... высота...

Впереди уже видна узкая серая полоска бетона. Стрелка высотомера перескакивает с деления на деление. «Хватило бы высоты!» Теперь самолет куда труднее удержать от проседания. Выпущенные шасси и щитки бешено сопротивляются встречному воздушному потоку. Ручку управления от себя... Яркий блеск снега, огонек сигнальной ракеты. Пальцы занемели. До земли две-три сотни метров — три секунды! Раз, два, три...

А потом вместе с конструктором он докапывался до причины происшедшего, чтобы исключить его повторение.

Как нет в природе двух абсолютно одинаковых вещей, так и у летчика-испытателя не бывает двух одинаковых полетов. Сегодня он исследует поведение машины на сверхзвуковых скоростях, завтра «карабкается» на максимальную высоту, послезавтра он «занят» штопором... Он знает, что от его заключения зависит судьба самолета. Он не должен, не имеет права ошибаться.

...То была необычная машина. Не самолет, а стрела. Длинный фюзеляж — труба да маленький треугольник — крылья. Серебристой молнией сверкала реактивная птица в зоне испытаний. Задача — опробовать самолет на всех режимах, исследовать его реакцию на рули, изучить тонкости «характера». Разгоны, площадки, снова разгоны... По крутой кривой машина взмывала в поднебесье. Мгновение — и она уже на критической точке, вот-вот ляжет на спину. Потом сложный каскад фигур, когда от перегрузки тяжелеют веки, когда чудовищная сила вдавливает пилота в кресло. Потом тяжесть уходит. Человека бросает вверх, и только привязные ремни удерживают его в кресле.