Василий Захарько - Звездные часы и драма «Известий»

Торговля шла весь день в пятницу и наступившей ночью, в субботу. Покупатели и продавцы не посчитали это занятие грехом, продолжили его и в святой праздник Пасхи. Когда в очередь за выписками из реестра выстроились срочно вызванные в Москву собкоры, кто-то им шепнул: «Алекперов дает больше». Собкоры покинули очередь и в конце коридора провели свою планерку. Захотели взять выписки из реест-ра, чтобы, минуя здешнюю кассу, ехать с ними в «Лукойл». И тут же услышали:

— Нельзя предавать газету!

Вмиг, будто бы по случайному совпадению, кончились нужные бланки, был объявлен перерыв. Но несколько собкоров не сдались, дождались выписок — и не пожалели. Действительно, от своей разведки в «Известиях» лукойловцы узнали, что там идет повальная скупка акций, — и повысили свою цену вдвое, до шести долларов. Когда коллеги с периферии воспользовались этим, редакционные москвичи сделали для себя вывод, что с ними обошлись не лучшим образом — их принудили торопливо заключать дешевые сделки.

Так подавляющее число известинцев в считаные три дня расстались со своими активами. Людей убеждали, что все это делается во имя спасения «Известий». Если вдуматься, в эти дни в наше здание вернулась коммунистическая идеология, а организаторы торговли акциями действовали в традициях большевизма. Ведь они исходили из того, что некие коллективные, будто бы общередакционные интересы неизмеримо важнее интересов каждого отдельно взятого человека. Фактически это была стремительно проведенная коллективизация с изыманием частной собственности в пользу случайного, совершенно не изученного так называемого партнера по имени ОНЭКСИМ-банк, который уже в ближайшее время покажет свою бульдожью хватку и коварство.

Итак, основная масса активов физических лиц досталась ОНЭКСИМ-банку. Скупил он кое-что и у мелких фирм, раньше дававших доверенности «Лукойлу». К 1 мая результаты сторон оказались практически одинаковыми: каждая имела по 48 с лишним процентов. Началась финишная гонка с интенсивными поисками и уговорами последних держателей акций.

На меня вышли из «Лукойла» с предложением 6 долларов за штуку, и я уже хотел его принять, но снова объявился Саша Гордин вместе с представителем банка Вадимом Горяиновым, они назвали 7 долларов. Мысленно поиздевавшись над своими низменными чувствами и вспомнив знакомую с детских картежных времен поговорку «жадность фрайера губит», я согласился. Через час или два опять был звонок из «Лукойла» и прозвучала такая же цифра — семь за акцию. Мне показалось, что если буду настаивать, она может увеличиться. Но я не стал этого делать. Несмотря на то, что я с самого начала осуждал конфликт с «Лукойлом», хотелось все же такого его финала, чтобы он был по возможности лучшим для «Известий». Продав акции ОНЭКСИМ-банку, то есть известинской стороне, я вздохнул с облегчением, что не только духовная, но и материальная связь с газетой осталась не разорванной.

А вот как это было с Борисом Резником, находившимся в те дни дома, в Хабаровске. Ему позвонил Андрей Иллеш, активно включившийся в борьбу за акции на стороне «Лукойла». Сказал:

— Твой пакет очень нужен «Лукойлу». Я договорился, что к тебе готов немедленно вылететь его человек с деньгами — 450 000 долларов.

За этим звонком последовал другой — из редакции. Агитировали в пользу ОНЭКСИМ-банка. В какой-то момент трубку взял Голембиовский:

— Боря, в твоих руках судьба «Известий». Прими правильное решение.

Состоялся домашний совет. Супруга Лена сказала:

— Есть вещи, которые дороже денег…

За свою верность «Известиям» семья Резника получила от ОНЭКСИМ-банка рублевую сумму, эквивалентную 25 000 долларов.

Дольше всех не расставался с акциями Владимир Надеин. И ему, и его супруге Ольге тоже звонили из редакции в Вашингтон, пытаясь всколыхнуть их патриотические чувства по отношению к «Известиям». Хотя хорошо знали, что Надеин не тот человек, который может подчиниться демагогическому давлению. У него имелось собственное понимание пути, по которому должна была двигаться газета. Он считал, и говорил об этом ему звонившим, что вообще никому не надо продавать акции. Их ведь на начало конфликта насчитывалось у редакции и физических лиц — известинцев в общей сложности 45 процентов, очень внушительная доля для отстаивания в рамках акционерного общества интересов коллектива. А продавая акции, переставая быть собственниками, люди утрачивают и в конечном счете утратили какое-либо влияние на развитие газеты. Когда Надеин слышал, что газета остается в руках журналистов, он отвечал, что это в значительной степени бравада. Нельзя одновременно продать свои акции, получить деньги за те рычаги влияния, которые были, и утверждать, что мы будем и при деньгах, и у руля. Владельцами любой газеты являются люди, заплатившие за нее деньги.

Надеина за его оригинальные мозги и острое перо уважали в редакции все, а среди уважающих были те, кто его не любил, что естественно — талантливых, да еще с характером не обязаны любить все. Но еще были и те, кто Надеина боялся как возможного будущего главного редактора, а такая перспектива не исключалась. В интервью журналу «Итоги», вышедшему 29 апреля, Голембиовский говорил:

— С самого первого момента, когда возник такой накал, я думал об одном: главное — «Известия». И не в Голембиовском дело. Другой будет редактор — ну так, Бог ты мой, мало ли у нас было редакторов… У нас же, когда мы говорили о возможных компромиссах, возникла кандидатура Надеина. С нашей стороны это лучшая альтернатива, чем то, что они предлагают: Иллеш, Гонзальез, Агафонов… А еще они предлагают: Егор Яковлев. Да, и еще Третьяков…

Те, что боялись видеть Надеина в главном руководящем кресле, сделали все необходимое, чтобы он в нем не оказался. Кто-то запустил слух, что «Лукойл» назначает его вместо Голембиовского, после чего он был отнесен к вражескому стану, его имя стало произноситься с негативной интонацией, и шло это с самого верха газеты.

Но заискивающие звонки ему из редакции продолжались, так как очень нужны были его 0,64 процента акций. Просили обязательно прибыть в Москву и иметь при себе большой мешок для денег от ОНЭКСИМ-банка. Прилетев в дождливый майский вечер, кажется, 6 мая, Володя позвонил мне и предложил встретиться. Сделать это было легко: он звонил от дочери в районе Яузского бульвара, я жил поблизости — на Чистопрудном. Расстались поздно. Привожу эти подробности, чтобы в напечатанном виде опровергнуть утверждения, будто Надеин еще из Вашингтона договорился с «Лукойлом» продать ему свои акции и в аэропорту его уже ждали представители компании. Это выдумано. Мы говорили о многом, касавшемся ситуации с газетой и в самой редакции, а наши переживания, естественно, были связаны с неопределенным будущим «Известий». Каких-то окончательных планов относительно своих акций у Володи не было. Я ему сказал, что свои продал банку.