Василий Захарько - Звездные часы и драма «Известий»

Я присутствовал на заседании совета директоров 4 июля, где состоялся нижеследующий диалог, почти точно воспроизведенный в «Коммерсанте»:

Председатель совета директоров М. Кожокин. Кто поставил в номер эти публикации? Они не были заявлены ни на редколлегии, ни на планерке.

И. Голембиовский. Эти публикации ставил в номер лично я.

Кожокин. Оказывалось ли на вас при этом какое-либо давление?

Голембиовский. Нет, не оказывалось.

Кожокин. Как вы считаете, эти публикации отвечают духу хартии и этическому кодексу журналистской чести?

Голембиовский. Да, отвечают.

От себя добавлю, что все обсуждение в Круглом зале проходило в очень жесткой форме. Кожокин говорил с Игорем в тоне, каким на киноэкранах ведутся допросы в НКВД.

Часом раньше в этот еще пустовавший зал вошли четыре человека, представляющие двух главных акционеров: Кожокин и Горяинов, Василенко и Федун. Обменявшись короткими репликами, они подтвердили согласованную накануне договоренность: Голембиовский должен освободить занимаемый пост.

Сразу после этого было утверждено положение о назначении и досрочном прекращении полномочий главного редактора. Знакомясь с его формулировками, я понял, что союз двух акционеров отныне будет делать в газете абсолютно все, что посчитает нужным, игнорируя все возможные иные мнения.

Всего лишь месяц просуществовала предложенная банком хартия, разрекламированная как исторический документ, способный стать демократической основой, определяющей отношения газеты и ее акционеров, и быть примером для всей российской прессы. Опубликованная 4 июня, она была перечеркнута 4 июля в главной своей части, где речь шла о кадровой политике.

При подписании хартии однозначно толковалась фраза о том, что кандидатура главного редактора выдвигается творческим коллективом газеты и утверждается советом директоров. Из этих слов вытекало, что журналисты, проведя у себя альтернативные выборы, предлагают директорам одну кандидатуру. Спустя месяц совет директоров принимает принципиально иное решение: коллектив должен представить уже не одну, а три кандидатуры, из которых совет директоров может выбрать не обязательно того, кто набрал наибольшее число голосов.

На этом совет директоров 4 июля не остановился — он отрекся еще от одного положения хартии. Повторю, в ней сказано: «Кандидатура главного редактора выдвигается творческим коллективом газеты…». То есть коллективом только редакции газеты. Плюнув на хартию, акционеры приняли другую формулировку: «Кандидатуры на должность главного редактора изданий ОАО “Редакция газеты «Известия»” выдвигают на общем собрании творческого коллектива изданий ОАО…». Здесь речь уже идет о несуществующей должности главного редактора всех изданий, в число которых входят и «Финансовые известия», «Неделя», «Закон». А к творческим работникам относятся не только журналисты, но и «эксперты, советники и консультанты редакций; сменные мастера, операторы верстки, операторы графической станции, дизайнеры-верстальщики на ЭВМ компьютерных комплексов редакций».

Становилось очевидным, что целью всех отступлений от хартии было получение для совета директоров гарантии решать вопрос с выбором главного редактора по собственному усмотрению и так, чтобы им не стал Голембиовский. Дело в том, что в других известинских изданиях его знали меньше и относились к нему хуже, чем в газете (незадолго до этого он издал ряд непопулярных приказов, в частности, по сокращению штатов, замене персонала «Недели»). Из этого следовало, что за счет недовольных при голосовании должен был возникнуть перевес в голосах не в пользу Игоря. Но и без учета мнений в других изданиях было ясно, что в последние недели настроение известинцев сильно поворачивалось против него. Недалек от истины был «Московский комсомолец», заметивший в те дни, что Голембиовский разошелся «с единственной силой, которая могла его поддержать, — с трудовым коллективом». Хотя у самого коллектива уже не оставалось никаких прав влиять на окончательное решение этого вопроса.

4 июля стало первым днем, когда новые собственники газеты круто заявили о себе, когда они вторглись своими решениями в нашу внутреннюю жизнь. Таким образом, именно 4 июля 1997 года и можно считать датой потери независимости газетой «Известия».

Придя на следующий день в свой кабинет и собрав личные вещи, сутулясь, как писал Яков, больше обычного, не встретив в полутемном коридоре ни души, Игорь навсегда покинул редакцию, которой отдал 31 год, ровно половину своей жизни.

После 4 июля редакция уже не бурлила — она притихла, беспокойно переживая случившееся. За те почти две недели, что я отсутствовал, еще заметнее стало расслоение в коллективе по самым разным признакам — на недовольных и довольных сменой хозяев, на виновных во всех катаклизмах и правых, на счастливчиков от продажи акций и ею обиженных, считающих себя обманутыми. К этому добавлялась усилившаяся за последние месяцы разобщенность между старыми и новыми сотрудниками, ведь текучка кадров была огромной — ежегодно в составе АО менялось до девяноста человек, а это в среднем пятая часть от общего числа. Сильно ощущалась и обострившаяся проблема «отцов и детей». Между поколениями от 60–65-летних ветеранов газеты до 22–30-летних новичков стояла трудно преодолеваемая стена из разных жизненных ценностей, разного отношения к традициям «Известий» и представлений о том, что есть и какой должна быть современная журналистика. Главным же состоянием, которое определяло тяжелейший морально-психологический климат в редакции, было нервное ожидание непонятного будущего.

Я не строил иллюзий, что в короткий срок до выборов можно привнести в эту атмосферу какое-то эмоциональное успокоение, не говоря уже о подъеме. Но мне казалось, что неким объединяющим стержнем в сложном клубке настроений может быть профессиональное и человеческое доверие между редакцией и мной, между мной и редколлегией. И я старался этого доверия добиваться. Я ничего не менял в организации работы, но придал больше открытости планеркам, подготовке номеров. В истории «Известий» давно было проверено: чем меньше келейности, закулисной возни, тем больше люди думают о деле, тем лучше конечный результат. Я не принимал командирскую позу, был щедр на похвалу удачных материалов и новых предложений, выдвигал свои, а если высказывал какие-то замечания, то объяснял, чем они вызваны.

Выпуская, в общем-то, среднюю по качеству газету, издерганная редакция готовилась к выборам главного редактора. Каждый сотрудник мог выдвинуть свою кандидатуру, назвать имя другого известинца, любого гражданина Российской Федерации. Естественно, звучала острота, перефразировавшая знаменитый плакат: «А ты стал кандидатом в главные редакторы “Известий”?». Список кандидатов полнился каждый день. Меня спрашивали, иду ли на выборы? Отвечал то, что сказал на планерке после Турции. Но от многих слышал: проголосуем за тебя, ты сможешь повести газету в нужном направлении.