В. Пенской - Сражение при Молодях 28 июля - 3 августа 1572 г.

Под самый занавес Молодинской эпопеи произошли еще два события, как бы подводивших итог этому тяжелому и полному тревог году. В конце августа, Девлет-Гирей прислал Ивану Грозному своего гонца Шигая (Шах-Али) с грамотами от себя и своих сыновей Мухаммед-Гирея, Адыл-Гирея и Саадет-Гирея. В своем послании хан, пытаясь сохранить лицо после сокрушительного поражения, писал русскому царю, что он де всего лишь хотел при личной встрече получить, наконец, ответ — даст Иван ему, крымскому «царю», Астрахань или же нет: «Хотенье мое было: с тобою на въстрече став, слова не оставив, переговорити… И ныне по прежнему нашему слову, меж нами добро и дружба быв, Казань и Асторохань дашь, – другу твоему друг буду, а недругу твоему недруг буду; от детей и до внучат межь нами в любви, быв роту и шерть учинив, нам поверишь»[197]. В том, что под Москвой произошло многодневное кровопролитное сражение, Девлет-Гирей обвинял самого Ивана, который де уклонился от встречи и послал воспрепятствовать благим намерениям хана

своего воеводу Воротынского, ну и некоторые горячие татарские богатыри, видя, что за ними идет московское войско, «серца своего не уняв, на серцо свое надеяся», вступили с ними в бой[198]. Обещая русскому самодержцу свою дружбу и союз в обмен на Астрахань и Казань, Девлет-Гирей угрожал, что если де Иван откажется, то тогда ему не останется иного выхода, как «с недругом твоим, с королем (видимо, хан еще не знал того, о чем был осведомлен царь, о смерти Сигизмунда II. —В.П.), в дружбе быв, и зиму, и лето на тобя учну ходити,…, однолично мы о тех городех до смерти своей тягатися нам того у вас» потому как если два этих мусульманских юрта «…не возмем, — и нам то грешно: в книгах у нас так написано: для веры однолично голову свою положим»[199].

Завершение кампании 1572 г.

Однако попытки хана приуменьшить размеры поражения, представить окончившееся для него сокрушительным разгромом многодневное побоище лишь незначительной схваткой, никак не влиявшей на расстановку сил, сложившуюся после московского пожара 1571 г., не имели успеха. Ханский гонец встретил в Москве весьма холодный прием. «До указу» его держали в Боровске, а затем 4 сентября Иван принял его в подмосковном селе Лучинском «на крестьянском дворе» (sic - !), причем Иван даже не спросил, как это было принято дипломатическим протоколом, о здоровье «брата своего» крымского «царя», а привезенные грамоты велел предать дьяку А. Щелкалову. Хан, очевидно, понимал, что его прежние требования будут отклонены в Москве. Поэтому он дал Шигаю инструкции пойти в случае необходимости на уступки — у московского государя де земли много, и почему бы Ивану не дать ему всего лишь два города, тем более что он, Девлет-Гирей, сделал даже больше, чем его прадед Мухаммед-Гирей 51 год тому назад («яз де деда своего и прадеда ныне делал лутчи»)? В конце концов, если уж Иван не желает отдавать оба города, то хотя бы пусть одну Астрахань вернет, «…для того, что ему (Девлет-Гирею — В.П.) соромно от брата своего от турского, что он с царем и великим князем воюетца, а ни Казани, ни Астрахани не возьмет и ничего не учинит…»[200]. Вот тогда-то Иван Васильевич, категорически отказываясь уступить хану, произнес свои знаменитые слова о четырех татарских саблях, что будут сечь Русскую землю. И он был прав — Большие ногаи, убедившись в том, что Девлет-Гирею не удалось одолеть Ивана, поспешили отложиться от неудачливого крымского «царя» и начали искать милости московского государя. Сам же Девлет-Гирей до самой своей смерти, наступившей летом 1577 г., не пытался больше ходить на Москву. И хотя его преемник, Мухаммед-Гирей II, продолжал настаивать на передаче Крыму Астрахани, тем не менее, ни он, ни его брат Ислам-Гирей II, правивший после него, не пытались предпринимать крупномасштабных военных экспедиций против Русского государства. Не в последнюю очередь это было связано с тем, что поражение при Молодях привело к обострению борьбы за власть между наследниками Девлет-Гирея и стоявшими за ними аристократическими кланами.

Разгром Девлет-Гирея и наступившие в это же время бескоролевье в Речи Посполитой позволили Ивану Грозному сосредоточиться на решении ливонской проблемы. Еще 11 августа царь отписал грозное послание шведскому королю, в котором напомнил, что раз тот не прислал к нему в Новгород к Троицыну дню свое посольство, то грядущей зимой, раз уж королю «земли своей и людей» не жаль, он увидит, как Иван и его люди «учнут у него миру просить»[201]. И действительно, поздней осенью «…тово же году государь царь и великий князь ходил в вотчину свою в Великий Новгород, а из Новагорода Великово пошол зимою для своево дела и земсково на ливонские немцы, а взяли тем походом город Пайду»[202]. Хотя Иван не стал развивать успех дальше из-за рано наступившей весны[203], этот поход стал прологом к знаменитому Ливонскому походу 1577 г.

Несколько слов о судьбе главных героев кампании 1572 г. — воевод и ратников «берегового» разряда и «украинных» городов, одолевших в смертельной схватке сильного и опасного врага. По приезду в Москву Иван Грозный чествовал своих воевод и «воинников», разбивших Девлет-Гирея. Так, на наш взгляд, можно трактовать сообщение Московского летописца о том, что «как государь пришел к Москве, и бояр и воевод князя Михаила Ивановича Воротынскова с таварыщи по достоянию почтил»[204]. К этому времени, надо полагать, дьяки и подьячие «походного шатра» Воротынского закончили работу над составлением «послужных списков» детей боярских и отправили их в Разрядный приказ. В этих списках была отмечена вся служба конкретного сына боярского во время кампании — кто «государю служил, бился явственно», кто «убил мужика» и каким оружием, кто «поимал языка», был ранен и так далее. На основании этих списков, как отмечал О.А. Курбатов, служилые люди могли рассчитывать на награды, прежде всего на прибавку к земельному и денежному окладу[205]. Об этих списках и писал Г. Штаден, когда сообщал, что по итогам кампании «…всем русским князьям и боярам, получившим пули, порубленным или израненным врагом на теле спереди, имения были увеличены или улучшены; тем же, кто был поражен сзади, имения сокращали и надолго суждено им было оставаться в опале…»[206].

Тогда же, во второй половине августа 1572 г., была распущена по домам на отдых большая часть «береговой» рати и составлена новая, на три полка, роспись воевод на «берегу»: «А после царевичева приходу были воеводы по полком: в большом полку был князь Ондрей Хованской, Иван Морозов да из Донкова князь Юрьи Курлятев. В передовом полку князь Ондрей Палецкой. В сторожевом полку князь Михайло Лыков да Василей Колычов»[207]. Фактически, кампания была завершена — татарам было нанесено такое поражение, что ожидать их нового нападения в завершающемся году не стоило, да и мелкие отряды тоже вряд ли попытались бы «пошарпать» русскую «украйну» в поисках добычи.