Уильям Реймон - Мэрилин Монро. Тайна смерти. Уникальное расследование

Доктор Хайман Энджельберг, наблюдавший Монро начиная с 1960 года, работал вместе с Гринсоном. Последний хотел погрузиться в потемки подсознания Мэрилин, а в это же время Энджельберг должен был вводить ей как можно чаще гидрат хлорал, каждый раз уменьшая дозу. Со временем этот препарат должен был заменить нембутал, а затем и полностью его вытеснить.

Понимая всю важность лечения, Мэрилин превратилась в терпеливую пациентку. Она была уверена в успехе и довольна тем, что смогла наконец-то найти выход из одной из худших своих неприятностей. Поскольку впервые врач решил лечить непосредственно причины ее болезни, она согласилась играть в эту игру.

В письме подруге Поле Страсберг актриса очень хвалила своего терапевта: «Он — мой спаситель, мой союзник в борьбе с остальным миром» [109] См. « Мэрилин, последняя попытка ». . Даже Джордж Кьюкор признал в 1979 году, что Гринсон был единственным врачом, который ничем не навредил Мэрилин. И подтвердил, как и окружение звезды, что Мэрилин действительно его слушалась.

1962 год с психологической и медицинской точек зрения был довольно трудным.

Для того чтобы вернуться на большой экран, актриса принялась себя истязать. Решив постройнеть, она снизила ежедневное потребление пищи до шестисот калорий. Во всем себя ограничивая, она сбросила двенадцать килограммов за два месяца, которые предшествовали возобновлению съемок фильма « Что-то должно случиться ». Это нанесло сильный удар по ее организму.

Словно бы этого физического испытания было недостаточно, и Мэрилин пришлось весной бороться с сильной инфекцией горла. Заболевание осложнилось тем, что она почти ничего не ела. В этот период доктор Хайман Энджельберг стал навещать ее значительно чаще. Но не для того, чтобы делать уколы гидрата хлорала, поскольку у больной и истощенной голоданием Мэрилин появились признаки анемии, а для того, чтобы «поставить ее на ноги»! И нашел средство для этого — счета Энджельберга это подтверждают. Речь идет об известной с 1926 года и весьма малоприятной процедуре: уколах вытяжки из печени, которые должны были восполнить нехватку витамина В 12. (За две недели до кончины Мэрилин была вынуждена прервать беседу с журналистом из « Лайф », чтобы сделать укол.)

Что и говорить, удовольствие ниже среднего, но она на это пошла.

На съемочной площадке фильма Кьюкора Мэрилин Монро приняла также несколько « горячих выстрелов » для того, чтобы благодаря этой микстуре на основе амфетаминов и витаминов справиться с многочисленными дублями, которые требовал режиссер.

Но Гринсон и Энджельберг видели главную причину совсем в другом.

Хотя недосыпание все еще оставалось главной проблемой, в этом плане положение несколько улучшилось. Произошло это, в частности, благодаря покупке недвижимости. Доктор Гринсон настоял, чтобы Мэрилин купила себе жилье, поскольку психиатр был уверен, что прочная привязка к одному месту уменьшит ее ночные страхи.

В сочетании с многочисленными сеансами терапии это действительно помогло. Кстати, как показал анализ ее телефонных счетов, Мэрилин все реже стала звонить после полуночи. А ведь именно телефон долгое время был ее антидотом. Не кладя трубку до самого рассвета, она, успокаиваемая бодрым голосом, ждала, чтобы незаметно пришел сон.

Итак, наметились вполне реальные перспективы выздоровления. К тому же и на других медицинских фронтах наступило затишье, потому что летом 1962 года Мэрилин удалось освободиться от зависимости.

И это главное.

Монро на момент смерти уже не была под воздействием барбитуратов, и вторая основа версии о самоубийстве рухнула сама собой.

Раскрытие тайны Монро все более становилось похожим на собирание пазла, когда конечный результат заранее неизвестен. И на сей раз появился новый элемент, еще более поразительный. Этот элемент был зарыт там, где его меньше всего ожидали найти.

17 августа 1962 года, спустя две недели после кончины звезды, доктор Теодор Керфи доложил выводы расследования, произведенного группой по предотвращению самоубийств. Документ заканчивался словами, которые могли стать официальным объяснением: «Возможное самоубийство».

Но мое внимание привлекла другая часть этого доклада, та, что не была столь широко освещена в средствах массовой информации. Длинный пассаж, в котором описывались фазы лечения, проводимого докторами Гринсоном и Энджельбергом. В нем говорилось о том, что «одной из главных задач психиатрического лечения было сокращение потребления пациенткой лекарств». Л далее сказано: «Эти усилия частично увенчались успехом в течение последних месяцев» [110] Заключение Теодора Д. Керфи, доктора медицины, руководителя судебно-медицинской службы округа Лос-Анджелес, 17 августа 1962 г. .

Частично увенчались успехом…

Затерявшись в лабиринтах терминологии судебной медицины, эта фраза приобрела еще больший смысл в сочетании со строками, что следуют за ней: «(Мэрилин) соблюдала указания своего врача относительно использования лекарств. Количество лекарств, обнаруженных в ее доме в момент смерти, было вполне разумным» [111] Там же. .

Это важное сообщение ускользнуло от внимания многих. Однако оно заслуживает того, чтобы его повторить, усилить, подчеркнуть.

Сведя воедино результаты расследования, предпринятого департаментом полиции Лос-Анджелеса, и различных конфиденциальных опросов людей из окружения звезды, дознаватели Керфи подтвердили, что Мэрилин Монро тщательно следовала предписаниям доктора Гринсона. Это означало, что для излечения от бессонницы она перестала злоупотреблять снотворным. Мэрилин изменила своим привычкам и перестала хранить дома лекарства на основе барбитурата в различных местах и в больших количествах.

Таким образом, отчет, который все считали окончательно подтверждавшим самоубийство, содержит на самом деле сведения, позволяющие, напротив, подвергнуть сомнению официальную версию.

Две основы уже рухнули.

Оставалась последняя.

Та, что с самого начала казалась мне наиболее крепкой.

Мэрилин ничего не оставила.

Ни составленной наспех записки перед приемом роковой дозы.

Ни прощального письма, где тщательно продумано каждое слово.

Не было также ни разговоров, ни молчания, никаких признаков, которые могли бы вызвать беспокойство у людей из ее окружения.

Поэтому последний поступок звезды оставался загадкой. А отсутствие объяснений и тревожных признаков поведения сделало работу группы по предотвращению самоубийств очень сложной и деликатной. Не имея возможности высказаться с абсолютной уверенностью, Теодор Керфи вынужден был использовать ставшую знаменитой формулировку о «возможном самоубийстве». Это вовсе не означало, что руководитель судебно-медицинской службы допускал возможность убийства. Вовсе нет. Это означало лишь то, что, как хороший судмедэксперт, он предпочел прибегнуть к лексике из словаря разума.