Ким Костенко - Это было в Краснодоне

— Другого выхода из колодца нет? Соликовский кивнул.

— Нет. Все подземные выработки давно обрушились, там и кошка не пролезет. Громов спускался, все обследовал…

Зонс поднялся с земли, достав из кармана платок, вытер мокрые ладони.

— К двадцати трем часам всем полицаям быть на месте, — коротко приказал он. — Приготовить первую партию арестованных. Список покажете мне после обеда. Вам все ясно?

— Понятно, господин гауптвахтмейстер. Будет сделано! — бодро ответил Соликовский.

…В сером бараке было непривычно тихо. Возле крыльца сгрудились полицаи, смрадно дымили цигарками. Временами они прислушивались к непрерывному гулу, доносившемуся с востока, молча переглядывались, сокрушенно качали головами.

— Ну, чего рты разинули! — прикрикнул на них Соликовский. — Марш по своим местам!

Лукьянов зло растер носком сапога дымящийся окурок, шумно вздохнул.

— Где‑то оно, наше место… Видать, новую конуру скоро придется подыскивать. Нашему Серку сколько ни бреши, а все на чужого…

— Но–но, разбрехался! — закричал Соликовский. — Кому сказано, по местам! Домой без команды не уходить. Ночью будет большая работа. Подтынный где?

— У Захарова все сидят, — ответил Лукьянов.

В кабинете Захарова сидели Подтынный, Кулешов и Черенков. Лица у всех лоснились, глаза помутнели.

Соликовский окинул их подозрительным взглядом.

— Празднуете? Не рано ли начали?

— Захаров где‑то разжился, — осклабился Кулешов, суетливо подвигая Соликовскому стул. — У–ух, злая штука! Заграничная! — Он вытащил из ящика стола бутылку. — Попробуйте.

— Налей…

К вечеру все полицаи едва держались на ногах. Захаров щедро угощал своих сослуживцев ромом, который ему удалось стащить у гестаповцев. Рядовые полицаи притащили ведро самогона. Пили жадно, стараясь отогнать тоскливые мысли, навеянные приближающимся гулом с востока…

В одиннадцать часов ночи два крытых брезентом грузовика подкатили к бараку. Хлопнув дверцей, из кабины выскочил Зонс. Из кузова выпрыгнули жандармы, засуетились на тесной площадке. На крыльцо вышел Соликовский, хрипло прокричал в коридор:

— Подтынный! Построй своих!

Жандармы и полицаи выстроились в два тесных ряда, образовав живой коридор от самых дверей камер до откинутой задней крышки кузова автомашины. Зонс приказал вывести арестованных коммунистов. Со связанными руками, первыми прошли Лютиков, Бараков, Соколова, Дымченко, Телуев, Выставкин. Жандармы приказали им лечь на дно кузова, лицом вниз, сами сели рядом, держа автоматы на изготовку.

Затем Соликовский принялся вызывать по списку молодогвардейцев:

— Третьякевич…

— Земнухов…

— Мошков…

— Попов…

— Громова…

— Осьмухин…

Рванувшись с места, автомашины на бешеной скорости помчались по пустынным улицам Краснодона и, выехав на окраину, остановились. Арестованных согнали с машины и, подталкивая прикладами, повели по узкой тропке к чернеющему вдали невысокому террикону.

Подтынный часто спотыкался, хватался руками за идущего рядом Соликовского. Возле самого террикона его догнал Лукьянов.

— Пиджачки‑то есть добрые… Жаль, пропадут зазря…

Подтынный утвердительно кивнул.

Жандармы отделили от толпы шестерых коммунистов, окружив их, подвели к шурфу. Тем временем полицаи загнали молодогвардейцев в полуразвалившуюся, сложенную из бутового камня сторожку и торопливо принялись стаскивать с них одежду.

Первым Зонс подвел к шурфу Лютикова. Филипп Петрович медленно, будто в раздумье, подошел к глубокому колодцу, повернувшись, окинул взглядом своих товарищей. Теплая грустная улыбка осветила его лицо.

— Друзья мои, дорогие товарищи…

Он недоговорил. Зонс поспешно вскинул пистолет и, не целясь, выстрелил прямо в лицо.

Затем к шурфу подвели Баракова, Соколову, Дымченко… Один за другим прозвучали шесть выстрелов.

Хладнокровно сунув пистолет в кобуру, Зонс повернулся к Соликовскому:

— Теперь тащите молокососов…

По команде Соликовского пьяные полицаи поволокли молодогвардейцев к шурфу. Уля Громова, повернувшись к своим товарищам, хотела что‑то сказать, но Захаров сдавил ей шею своими цепкими пальцами. Один из жандармов, приставив пистолет к груди Ули, выстрелил в упор.

Володя Осьмухин сам не мог идти. Двое полицаев подхватили его и, раскачав, бросили в шурф.

Когда к шурфу подвели Виктора Третьякевича, он неожиданно рванулся, толкнул плечом стоявшего рядом Зонса. Потеряв равновесие, Зонс чуть было не свалился в шурф. В последний момент он ухватился рукой за торчавшую над колодцем металлическую балку. — Перепуганные жандармы не успели даже выстрелить в Виктора и живым столкнули его в колодец…

В эту ночь были казнены двадцать два подпольщика.

Хмурыми, молчаливыми возвращались в барак полицаи. Поделили между собой одежду, снятую с казненных. Часть одежды Подтынный передал Лукьянову, отрядив его добывать самогон.

Весь остаток ночи и следующий день прошли в беспробудном пьянстве. Не решаясь показываться в городе, полицаи завалились спать тут же в бараке. Соликовский, Захаров и Подтынный, закрывшись в кабинете, пьянствовали.

На другую ночь в бараке снова появился Зонс. Отряхивая снег с сапог, недовольно буркнул Соликовскому:

— Фу, какая вонь! В вашем хлеву нечем дышать…

Соликовский потянулся к нему с переполненным стаканом. Резким движением Зонс выбил стакан, ухватив за ворот Соликовского, сильно встряхнул его:

— Пьяная свинья! Подлец! Так напиться в самый ответственный момент!

Отшвырнув Соликовского, он приказал Подтынному немедленно поднять по тревоге полицию и вывести на улицу всех арестованных, оставшихся в камерах. Подтынный с трудом растолкал сонных полицаев, выгнал их во двор. Жандармы принялись вытаскивать из камер обессилевших от потери крови молодогвардейцев. Каждому арестованному скручивали руки и ноги, завязывали глаза. Жандармы бросали их в сани навалом, одного на другого, словно это были уже трупы…

Зонс торопился. Когда молчаливый санный поезд приблизился к шахте № 5, он на ходу соскочил с передних саней, взмахнув пистолетом, скомандовал:

— Подводите по одному к шурфу. Быстрее!

Гремели залпы на востоке. От разрывов содрогалась земля, огромные зарницы полыхали в небе, и казалось, что бои идут уже где‑то на окраине города. Напуганные этим гулом, подстегиваемые грозными выкриками Зонса, жандармы и полицаи суетились вокруг саней…

Одним из первых подвели к шурфу крупного, широкоплечего мужчину в изодранной рубахе и синих армейских шароварах. Это был председатель Краснодонского райисполкома, член подпольного райкома партии Степан Григорьевич Яковлев. Избитый до неузнаваемости, весь в крови, он все же крепко держался на ногах, и жандармы, окружившие его со всех сторон, с силой подталкивали его к шурфу.