Фридрих Ницше - Изречения и афоризмы Ф. Ницше. Злая мудрость

Всегда возвращать обратно: не принимать никаких даров, кроме как в вознаграждение и в знак того, что мы по ним узнаем действительно любящих и возмещаем это нашей любовью.

Ревность – остроумнейшая страсть и тем не менее все еще величайшая глупость.

Самец жесток к тому, что он любит, – не из злобы, а из того, что он слишком бурно ощущает себя в любви и начисто лишен какого-либо чувства к чувству другого.

Женщина не хочет признаваться себе, насколько она любит в своем возлюбленном мужчину (именно мужчину): оттого обожествляет она «человека» в нем – перед собой и другими.

Стендаль цитирует как закулисную сентенцию: «Никто не хочет ее задаром: оттого вынуждена она продаваться!»

Не путайте: актеры гибнут от недохваленности, настоящие люди – от недолюбленности.

Так называемые любезники умеют давать нам сдачу и с мелочи любви.

Любовь есть опасность для самого одинокого; любовь ко всему, если только оно живое.

От всего сердца любят только свое дитя и свое дело; и где есть великая любовь к самому себе, там служит она признаком беременности.

На земле есть много хороших изобретений, из них одни полезны, другие приятны; ради них стоит любить землю.

Всякая великая любовь хочет не любви: она хочет большего.

Признаки силы, достигнутой зрелости могли бы быть ошибочно приняты за слабость, если в основу будет положена традиционная (отсталая) оценка чувства. Одним словом, чувство как мерило ценности не на высоте времени.

Врач, исцелись сам, и ты исцелишь также и своего больного. Было бы лучшей помощью для него, чтобы увидел он своими глазами того, кто сам себя исцеляет.

Душное сердце и холодная голова – где они встречаются, там возникает ураган, который называют «избавлением».

Другие гордятся своей горстью справедливости и во имя ее совершают преступление против всего – так что мир тонет в их несправедливости.

То, о чем молчал отец, начинает говорить в сыне; и часто находил я в сыне обнаруженную тайну отца.

Кто постоянно дарит, тому грозит опасность потерять стыд; кто постоянно раздает, у того рука и сердце натирают себе мозоли от постоянного раздавания.

Чтобы сильнейшему служил более слабый – к этому побуждает его воля его, которая хочет быть господином над еще более слабым: лишь без этой радости не может он обойтись.

Все замолчанные истины становятся ядовитыми.

«Я это сделал», – говорит моя память. «Я не мог этого сделать», – говорит моя гордость и остается непреклонной. В конце концов память уступает.

Своими принципами мы хотим либо тиранизировать наши привычки, либо оправдать их, либо заплатить им дань уважения, либо выразить порицание, либо скрыть их; очень вероятно, что двое людей с одинаковыми принципами желают при этом совершенно различного в основе.

Ужасно умереть в море от жажды. Уж не хотите ли вы так засолить вашу истину, чтобы она никогда более не утоляла жажды?

Инстинкт. – Когда горит дом, то забывают даже об обеде. – Да – но его наверстывают на пепелище.

Кому не приходилось хотя бы однажды жертвовать самим собою за свою добрую репутацию?

Бывает довольно часто, что преступнику не по плечу его деяние – он умаляет его и клевещет на него.

Адвокаты преступника редко бывают настолько артистами, чтобы всю прелесть ужаса деяния обратить в пользу его виновника.

Чем абстрактнее истина, которую ты хочешь преподать, тем сильнее ты должен обольстить ею еще и чувства.

Кто не умеет найти дороги к своему идеалу, тот живет легкомысленнее и бесстыднее, нежели человек без идеала.

Только из области чувств и истекает всякая достоверность, всякая чистая совесть, всякая очевидность истины.

Мы охладеваем к тому, что познали, как только делимся этим с другими.

Следствия наших поступков хватают нас за волосы, совершенно не принимая во внимание того, что мы тем временем «исправились».

Бывает невинность во лжи, и она служит признаком сильной веры в какую-нибудь вещь.

Бесчеловечно благословлять там, где тебя проклинают.

Не существует вечных фактов, как не существует абсолютных истин.

Признаком высшей культуры является более высокая оценка маленьких, незаметных истин, найденных строгими методами, чем благодетельных и ослепительных заблуждений, обязанных своим происхождением метафизическим и художественным эпохам и людям.

Быть моральным, нравственным, этичным – значит оказывать повиновение издревле установленному закону или обычаю.

Кто сполна постиг учение о совершенной безответственности, тот совсем не может подвести так называемую карающую и вознаграждающую справедливость под понятие справедливости – если последняя должна состоять в том, чтобы воздавать каждому свое.

Чем более человек склонен перетолковывать бедствие и приспособляться к нему, тем менее он способен усмотреть причины бедствия и устранить их; временное смягчение боли и наркотизация, которыми обыкновенно пользуются, например, при зубной боли, удовлетворят его и при более серьезных страданиях.

Скорбь есть познание.

Цель, и как следствие —

Только дыра:

Хмурому – бедствие,

Дурню – игра.

Любил каргу я,

дрянь на диво,

Карга та «истиной»

звалась.

Искал ли уже когда-нибудь кто-либо на своем пути истину, как это до сих пор делал я, – противясь и переча всему, что благоприятствовало моему непосредственному чувству?

Кто подвергается нападкам со стороны своего времени, тот еще недостаточно опередил его – или отстал от него.

И правдивость есть лишь одно из средств, ведущих к познанию, одна лестница, – но не сама лестница.

Изолгана и сама ценность познавания: познающие говорили о ней всегда в свою защиту – они всегда были слишком исключениями и почти что преступниками.

Вы, любители познания! Что же до сих пор из любви сделали вы для познания? Совершили ли вы уже кражу или убийство, чтобы узнать, каково на душе у вора и убийцы?

Чем ближе ты к полному охлаждению в отношении всего чтимого тобою доныне, тем больше приближаешься ты и к новому разогреванию.

Это свойственное познаванию хорошее, тонкое, строгое чувство, из которого вы вовсе не хотите сотворить себе добродетели, есть цвет многих добродетелей: но заповедь «ты должен», из которой оно возникло, уже не предстает взору; корень ее сокрыт под землей.

Ах, как удобно вы пристроились! У вас есть закон и дурной глаз на того, кто только в помыслах обращен против закона. Мы же свободны – что знаете вы о муке ответственности в отношении самого себя!