Юрий Дьяков - У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы

В ходе перемен население испытало мощные сдвиги, потеряв, с одной стороны, целые социальные пласты, а с другой, вознеся другую часть народа на исторический пьедестал. В ходе этих драматических процессов формировались миллионные легионы людей, преданных Сталину и коммунистической партии, гордившиеся своим новым эксклюзивным положением.

Согласно проведенной в СССР в 1939 г. переписи, все население страны официально структурно рассматривалось только по трем категориям: рабочие, крестьянство, служащие. Все остальные слои населения, по выражению Сталина, «исчезли с лица советской земли». Однако в переписи имеется упоминание о все-таки существовавшем значительном проценте так называемого «нетрудящегося» населения. В эту категорию включались так называемые «бывшие» люди: дворяне, чиновники старого режима, священники, жандармы и др., которые каким-то образом приспосабливались к новой системе, влача подчас жалкое существование. Особой категорией считались «лишенцы». Причем это была немалая группа населения страны вообще не имевшая права на труд, на продпаек, на обучение детей в школах. В упомянутых документах присутствуют и такие категории населения как: военнослужащие, люди национальных окраин, сектанты, обновленцы, эмигранты, монархисты, кадеты, меньшевики, анархисты, эсеры (правые, левые), максималисты [178]. Всех их в скором времени коснется военное лихолетье, в ходе которого большинство этих обиженных людей сделают свой выбор не в пользу власти агрессора.

Безусловно, что, две наиболее многочисленные категории населения, прежде всего, рабочие [179]и крестьяне советской страны, стали основными участниками грандиозного социального эксперимента по строительству нового общества. Именно они трудились на главных индустриальных объектах страны, давали стране хлеб. Это был непрерывный и надрывный труд миллионов тружеников города и деревни. Чрезвычайной интенсификации труда, предложенной руководством страны народу, сопутствовал крайне низкий уровень жизни ведущих социальных слоев общества: трехмиллионного рабочего класса и 110-тимиллионного крестьянства. Рабочие существовали в тяжелых бытовых условиях: бараки, антисанитария, скудное питание по продкарточкам, распространение инфекционных, онкозаболеваний, туберкулеза. В итоге умирало множество людей трудоспособного молодого и среднего возраста [180].

Против крестьянства, не желавшего подчиниться новой власти, применялась такая мера наказания как высылка вместе с детьми в отдаленные, совершенно неосвоенные районы страны. Под личным контролем Ягоды в апреле 1930 г. крупные партии раскулаченных были направлены на объекты золотодобывающей промышленности. Для работы на золотых приисках Сибири было выделено 2050 семей кулаков, на прииски Дальневосточного края – 2500 семей и 3500 человек – одиночек. В следующем, 1931 г., по неполным данным, ОГПУ направило на золотые прииски в Свердловскую область 1000 семей раскулаченных, в Новосибирскую – 1400 семей, в Хабаровский край – 3300 семей. Документы ОГПУ за 1931 г. свидетельствуют о массовой гибели высланных в Нарымский край крестьянских семей [181]. Общий «контингент» высылаемых кулацких семей в 1931 г. только в Казахстан составил 150 тыс. семей, их рассредоточили в районах бывших Акмолинского и Каркаралинского округов для работы в угольных шахтах, медном и железорудном деле, железнодорожном строительстве [182].

На вокзалах и улицах центральных городов стали появляться дети спецпереселенцев, бежавшие из ссылки и пополнявшие ряды беспризорников. Жертвой политики ликвидации кулачества и пролетаризации крестьянства стали миллионы людей. Единого мнения историков о людских потерях среди спецпереселенцев пока не существует [183].

Рабочие выражали свой протест главным образом средствами массовых забастовок, обусловленных длительными задержками и низким уровнем зарплаты; снижением тарифных ставок и расценок; повышением норм выработки; переходом на увеличенное число станков и сторонок, невыплатами за сверхурочные работы; непомерной интенсификацией труда, в том числе и женского, отсутствием социальной защиты и другое. Для этой большой, относительно сплоченной самими условиями работы и жизни группы населения была характерна неразрывная связь с деревней. Большинство рабочих в первой трети XX в. являлось выходцами из сельской местности, не порывавших связи с землей. Неизгладимая печать крестьянской общинной ментальности, традиций, привычек, уровня культуры и быта, отношения к труду лежала на облике рабочей сферы в рассматриваемые годы.

В своем тягостном положении рабочие обвиняли государство, политику советской власти, партию, профсоюзы. Рабочих возмущали бесхозяйственность, злоупотребления, грубость и невнимательность к их нуждам. К началу 1930‑х гг. на биржах труда в СССР было зарегистрировано 1 млн 298 тыс. чел. безработных [184].

Что касается деревни, то чрезвычайно опасным для власти становилось ожесточенное размежевание крестьянства на три основные группы: 23 % составляли середняки, 63 % – маломощные крестьяне, зажиточная группа составляла 14 % населения [185]. Крестьянство проявляло недовольство непомерными налогами, низкими ценами на хлеб, высокими – на промышленные товары, так называемые «ножницы цен». Вместе с тем, сталинская риторика рассматриваемых лет сводилась к констатации факта беспримерного в истории события: а именно того, что крестьянство, в том числе середняк, повернулось к «социалистическому пути», в сторону колхозов [186]. Частнособственнический инстинкт российского крестьянина, по мнению Сталина, был преодолен, перед обществом встала захватывающая перспектива социалистического строительства – в аграрном секторе, охватывавшим почти стомиллионную крестьянскую массу – основную часть населения советской страны.

Вместе с тем, мощные щупальца частной собственности, рыночных отношений и связанное с этим утверждение свободной и независимой от власти личности, крепко держали в своих объятиях значительную часть народа: крестьянство в этом ряду стояло на первом месте. Добиваться в этих условиях экономических, культурных успехов было достаточно трудно. Необъявленная война с деревней деформировала не только крестьянскую, но и общенародную ментальность. Престиж труда в сельском хозяйстве падал, и деревня постепенно умирала. Раскулачивание, насильственная коллективизация и последующее разорение колхозного хозяйства государственными заготовками и налогами привели к гибели крестьянства как класса, к разрушению вековых аграрных традиций. Разрушенный аграрный сектор экономики из ведущего донора индустриализации СССР, превратился в тормоз на пути социально-экономического развития страны. В 1930–1934 гг. государственные заготовки зерна буквально опустошали недавно образовавшиеся колхозы.