Роман Арбитман - Антипутеводитель по современной литературе. 99 книг, которые не надо читать

Вполне в духе советского агитпропа Примаков находит главного виновного в наших дипломатических ДТП — «израильскую военную машину». Во время холодной войны Израиль «стал прямым американским союзником в противоборстве с Советским Союзом», «агрессивная направленность его политики была более чем очевидной» и т. п. Содержание книги не конфликтует с формой, четко выдержан кривоватый жестяной стилек «Правды» времен Суслова. «Целенаправленно показывая образ палестинского лидера в неприглядном свете», «отсутствие игры на противоречиях в арабском мире со стороны Советского Союза», «большинство израильтян поддерживают линию на обладание Израилем ядерного оружия» (заметили, что в последнем пассаже перепутаны падежи?). Автор знает английский и может рассуждать, например, о коварстве артикля the. Однако ведь и русский не менее коварен. Деепричастные обороты при неумелом обращении — те же мины. «Имея за плечами такую практику террористических действий против англичан, трудно было ожидать, что террор не будет применен с целью вытеснения арабов из Палестины». Кому трудно? Повествователю? Неужто и он практиковал теракты? А может, трудно было тем, кто терроризировал? Но им-то зачем что-то от себя ожидать?

И еще о стиле. Как известно, самое значимое в предложении доверено глаголам, а деепричастиям отходит периферия. «Ни в коей мере не оправдывая эти действия, я нахожу объяснения им…» (о терроре «Хизбаллы»). «Не пытаясь преуменьшить вину тех, кто несет за это ответственность, все-таки перечислю некоторые события…» (о теракте ливийцев в районе Локерби). «Ни в коем случае не оправдывая действия Саддама, [нельзя] проходить мимо нефтяной составляющей мотивов, которые привели к его действиям…» (о вторжении в Кувейт). Деепричастные обороты четко демонстрируют, что для автора более важно, а что менее. И почему, интересно, выбирая между ворюгами и кровопийцами, мы вечно ухитрялись делать ставку на кровопийц? Загадка.

Кстати, Саддаму, которого Москва «считала перспективным лидером», посвящены целых две главы. Подробно описано, как еще в 1997-м Примаков старался отвести диктатора «от опасной черты». Приведен и разговор с госсекретарем США. «Едва увидев меня, Олбрайт сразу же спросила: «Евгений, что ты обещал Саддаму?» Успокоил ее, ответив, что все обещания были в рамках обращения России в ООН». Американцы тревожились зря: и тогда, и шестью годами позже друг иракского вождя мог предложить ему немного. Примаков вспоминает ситуацию накануне военной кампании 2003 года, когда его снова бросили на переговоры — просить диктатора уйти по-хорошему. Но опасаясь, что уход «может вызвать внутреннюю дестабилизацию в Ираке, Путин поручил сказать Саддаму Хусейну, что тот может, например, сохранить свой пост в партии». Объяснить шефу, что не всякая правящая партия похожа на «Единую Россию», а иракский лидер — не Борис Грызлов, Евгений Максимович, как видно, не решился и примчался в Багдад с путинской идеей. Выслушав предложения Кремля, пишет Примаков, Саддам «молча похлопал меня по плечу и ушел».

Тактичнейший, однако, он был человек.

Герман Садулаев. Прыжок волка: Очерки политической истории Чечни от Хазарского каганата до наших дней. М.: Альпина нон-фикшн

Вдохновителем и заказчиком книги Германа Садулаева о древней и новой Чечне, от трилобитов до Рамзана Кадырова, стал телепублицист Михаил Леонтьев, который напечатал ее сокращенную версию у себя в патриотическом еженедельнике «Однако». Теперь вышло и отдельное издание. «Это интересная книга, и я думаю, что многим людям, особенно в России, будет полезно ее почитать». Так, без ложной скромности сообщает в интервью автор «Прыжка волка» — писатель по призванию, юрист по образованию и историк по ситуации.

О конкретной пользе произведения можно дискутировать (в конце концов, даже не все йогурты одинаково полезны), зато насчет потенциального интереса публики не поспоришь: он более чем вероятен. Полагаем, что сам академик Фоменко будет читать эту книгу в состоянии легкого обалдения, переходящего в острую зависть. Ну кому еще, кроме Садулаева, придет, например, в голову идея пресерьезно называть древний Киев «еврейско-варяжским городом»? Должно быть, легендарные основатели города на Днепре Кий, Щек и Хорив тайком принадлежали к потерянному колену Израилеву, а сестра их Лыбедь была немножечко Юдифью.

Впрочем, для Садулаева между понятиями «история» и «политическая история» — такая же дистанция, как между титулом «государь» и обращением «милостивый государь». Если обычный зануда-историк ценит факты и загромождает всякую мелкую публикацию километровым списком использованной литературы, то историку «политическому» дозволено отрицать само понятие факта («мы не знаем, как все было на самом деле. И никогда не узнаем наверняка») и потому «не отягощать книгу библиографическими ссылками». Здесь библиография занимает всего страничку и состоит из одиннадцати позиций, а наиболее цитируемый автором источник — Большая советская энциклопедия, выпущенная при Брежневе.

Из двух с половиной сотен книжных страниц новейшим временам отведено всего пятьдесят, остальные посвящены давно минувшему. Однако если для обычного историка прошлое важно и само по себе, как некая данность, то его «политический» собрат обращает взор к старине только как к подспорью, с утилитарной целью: чтобы увидеть в прошлом «черты современности» и тем самым «понять современность». А значит, уверен автор, события былых времен можно и нужно «описывать в современных реалиях — других терминов у нас нет». На самом деле, конечно, историки не жалуются на пробелы в терминологии, но зачем лишние заморочки Садулаеву?

Не тратя усилий, автор книги описывает седую древность первыми попавшимися словами, взятыми из газет, телеящика, уголовного сленга, уличного мусорного арго, а то и просто с потолка. Таким образом, Хазарию (650–969 гг.) у Садулаева сперва «колбасило» от одной мировой религии к другой», потом каганат сделал ставку на иудаизм и получил «высокий кредитный рейтинг у международных «банков», но оказался «коммерсантом без крыши». Вскоре начался «развал федерации», потом хазарские «евреи-олигархи» бросились искать «запасные аэродромы», догадавшись, что Хазария — это «схлопы-вающийся проект». Затем появились монголы, решившие «проблемы логистики»: они ввели «ограниченный воинский контингент», и вскоре «конституционный порядок» был восстановлен. А потом древние кабардинцы стали внедрять «актуальные политические технологии»…

Кстати, вы знали, о том, что «Киевскую Русь варяги основали именно для удобства торговли рабами», а Киев вообще был «пристанищем ростовщиков, работорговцев и спекулянтов»? Так что поезжайте в Киев и можете даже не спрашивать, чем занимался Михаил Самуэлевич Паниковский до революции. Ясно и ежу — работорговлей, блин! Временами текст «Прыжка волка» вообще начинает походить на «Всемирную историю, обработанную «Сатириконом» — с той, однако, существенной разницей, что юмористы Аверченко, Тэффи и другие сознательно писали пародию, а текст Садулаева приближается к пародийному без всякого желания повествователя. Рассказывая о той же средневековой торговле людьми, автор бестрепетно использует слова «трафик», «зомби», «культурный шок», «масштабные поставки на государственном уровне» и пр. Характеризуя торговые связи Хазарии с соседями, писатель цитирует мультфильм «Трое из Простоквашино», а отношения варягов и хазар (и, чуть позднее, аланов и нахов) припечатывает фразой из «Крестного отца». А вслед за тем, как писатель назовет князя Игоря и княгиню Ольгу «престарелыми шведами», читатель испытает нечто вроде благодарности к автору — за то, что тот хотя бы не употребил, применительно к названным персонажам, словосочетание «шведская семья» и не уподобил князя Святослава, например, Карлсону…